ему, но, напротив, приобщает ко злу неокрепшие души юных читателей, заявляли апологеты этологической, воспитательной функции литературы как ее главного, истинного общественного призвания.
Разумеется, все эти благоглупости, отдельные отголоски которых подчас встречаются и в современных лермонтоведческих исследованиях, сильно мешали проникновению в святая святых художественной мысли великого поэта. В литературоведении, да и во всем искусствознании в целом, давно утвердилось в качестве аксиомы положение о том, что любого художника можно и нужно оценивать только по тем законам, которые он сам признавал для себя. Это известно всякому современному критику и историку литературы. Однако, на практике это не так просто осуществить. Куда легче нагромождать отсебятину, ориентируясь на собственные мерки и предрассудки, чем выявлять художественную логику исследуемого объекта. Это, действительно, сложно, но на нынешнем этапе освоения творческого наследия Лермонтова без этого уже никак не обойтись. Данная публикация и явилась результатом многолетнего изучения «Демона» как произведения, которое благодаря своей сложности, многозначности и при этом – монолитной внутренней цельности с наибольшей полнотой отражает мировосприятие нашего великого поэта. Причем, заметим a priori, что картина мира, созданная в «Демоне», выдержана на очень высоком, практически на предельно возможном уровне поэтического, художественного обобщения.
Отнюдь не случайна также концентрация исследовательского внимания на жанровой специфике «Демона». В данном случае – это ключевая проблема, не решив которую, невозможно вскрыть весь смысловой комплекс произведения. «Демон», как и целый ряд других поэтических созданий Лермонтова, убеждает, что поэт не относился к исторически сложившейся системе жанров столь же легкомысленно и небрежно, как подавляющее большинство европейских, да и российских романтиков. Лермонтов был поэтом-мыслителем в прямом и буквальном смысле этого понятия. И со всей очевидностью он хорошо понимал, что жанры – это отнюдь не только произвольные схемы схоластических правил и предписаний, что они представляют собой своеобразные соты, в которых и накапливался веками и тысячелетиями жизненный и художественный опыт многих предшествовавших поколений. И он охотно пользовался этим интеллектуальным наследством, умело постигая и воспроизводя самые разные жанровые традиции. Его «Дума» – это очевидное и несомненное подражание одноименному фольклорному жанру, воссоздающее очень многие художественные особенности думы именно как жанра. «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» не оставляет сомнений, что Лермонтов создал свою собственную песню былинного типа, воспроизведя в ней многие черты подлинной былинной поэтики. Лермонтов написал несколько молитв: «Не обвиняй меня, Всесильный…», «Юнкерская молитва», «Я, Матерь Божия,