горячительным заиндевевший айсберг его откочевавшей в океан безнадёжности неразделённой любви. По поводу амурных похождений я лучше не стану распространяться. Эта тема, по определению, неисчерпаема. В семнадцать лет я даже однажды заявился с подружкой в семейное логово и объявил, что намерен жениться. Мы и спать вместе улеглись в моей непорочной постели. Мать с Валентиной до утра тогда опорожнили целый флакон валерьянки под слёзные причитания: «Мальчик наш вырос!» Благо, что наступивший день вернул разум в мою протрезвевшую черепную коробку, и девица ушла незамужней в неизвестном направлении. Больше и сам я её не встречал на своём горизонте.
Я не был прилежным студентом, грамматика учебного процесса плутала вне правил в моей голове. На почве непонимания в семье обозначился разлад. Матриархальный патронаж активизировался в отношении меня. Ввиду явного феминистического превосходства капитуляция моя была предопределена, разве что оставалась надежда на упреждающий маневр. Настал тот решительный день, я уже завершал третий курс, когда окончательно понял, что филология это не моё. Не хотелось расстраивать обеих моих опекунш, но и дальше продолжать насилие над собой уже не оставалось терпения. К тому же отношения с Аллой, уехавшей на учёбу в другой город, сошли на нет по неведомой мне причине. И я по-тихому сдал документы в военкомат, в результате чего меня упекли на два года в отдалённый Забайкальский военный округ, где довелось просиживать галифе в штабе полка ПВО на должности писаря. Даже из автомата ни разу так и не довелось стрельнуть. Правда, за добросовестную службу начальство по достоинству отметило моё усердие, отправив на дембель с ефрейторской лычкой в погоне. На том и закончилась моя ратная служба.
На филфак я больше не вернулся. Как ни старалась меня убедить мать, я был непоколебим, как блистательный генерал Плиев перед решительным рейдом во вражеский тыл со своей конной дивизией. Военную карьеру мне тоже расхотелось делать после того, как своими глазами узрел все прелести солдатского быта. Опостылело хуже горькой редьки это беспробудное пьянство офицеров, насилие над личностью и показушные проверки боеготовности подразделений, заканчивавшиеся непременным загулом командного состава. Позже Чечня показала цену всей этой бутафорской мощи и несокрушимости. Видимо, вовремя мы убрались из Восточной Европы, иначе позор был бы ещё масштабней, когда бы нас оттуда силой выдворили.
Как-то так случайно вышло, что один школьный приятель предложил однажды:
– Овёс, ты сочинения лучше всех писал в классе, да и на филфаке учился. Давай к нам в газету, пока есть вакансия свободная. Редактор как раз ищет репортёра. У нас и заработки не хилые.
Стукнули мы по пьяному обыкновению руками и дело с концом. Я тут же успешно забыл о заключённой сделке. А наутро будит меня телефонный звонок. Я ещё не успел проспаться. Продираю глаза, а из трубки укоризненно раздаётся:
– Ну, что ты, Серёга?