после ухода цыган.
Мальчик попятился, наступая на рыбьи головы с выпученными глазами, изъеденные ежиные шкурки и полусгнившую картофельную кожуру, и вдруг услышал сдавленный писк прямо у себя под каблуком. В тот же миг его голень, защищенную лишь грубым, кое-как залатанным матерью носком, пронзила такая острая боль, что Тристан сорвался с места и, не разбирая пути, наступая на все мягкое, твердое, липкое, вязкое, живое и мертвое, понесся в сторону дома, слыша лишь, как свистит в ушах тоскливый ветер и заполошно бьется сердце…
Родителям о своем приключении Тристан решил не рассказывать – за неделю ранки от крысиных укусов почти затянулись, и он спокойно ходил в школу. Однажды, вернувшись домой после уроков, он почувствовал жар: капризная парижская весна всегда была сезоном гриппа и простуд – дело обычное. Тристан прилег и прикрыл глаза – они так нестерпимо болели. Когда отец пришел из мастерской, он обнаружил ребенка на полу – тот скрючился в луже собственной рвоты. Говорить он не мог: тяжело дыша, постанывая, мальчик мелко подрагивал всем телом, конвульсивно поджимая колени к животу. Отец перенес его на тахту, придвинутую к обклеенной газетами стене барака, и побежал за врачом – старик Леви жил за углом.
Через шесть дней, прошедших в тяжелой лихорадке, мальчик совсем ослаб, и тут лекарь признал, что дело не в гриппе – нужно срочно везти ребенка в клинику. Там, наконец, обнаружили еще воспаленные после крысиных укусов ранки и, сделав анализ крови, незамедлительно прописали пенициллин.
Тристан Леру смог вернуться домой лишь через месяц. После случившегося он часто недомогал, а в холодные дни жаловался на боль в коленях, и эта боль осталась с ним навсегда. Пораженные болезнью суставы причиняли ему ежеминутное страдание, но хуже всего было то, что кисти рук утратили былую подвижность и чувствительность. Мальчик еще пытался рисовать, но очень скоро отец, получивший вердикт врачей и осознавший необратимость случившегося, отвел его к хромому Кристофу – тому самому торговцу книгами и гравюрами, у которого Тристан когда-то приворовывал бумагу для своих романтических рисунков.
Они неожиданно сдружились, эти двое калек – старый и молодой. Потерявший еще во время войны правую ногу, отяжелевший на старости лет, Кристоф уже не мог толком передвигаться, однако оставался в здравом уме и был способен управлять своей лавкой. Тристан, к тому времени окончательно забросивший учебу, стал для него незаменим: мальчик обладал удивительным чутьем на все, что представляло собой подлинную ценность. Зная «блошинку» назубок, как «Отче наш», изучив каждый ее уголок, он умел выловить из неиссякаемого потока артистического хлама то редкую книгу, то литографию, то картину. А главное, он умел убедить даже самого разборчивого клиента в необходимости такой недешевой покупки. Художественный вкус Тристана вкупе с природным нюхом дельца позволяли ему уверенно держаться на плаву, а порой и неплохо зарабатывать.
Со временем в антикварный