нахмурился Олег.
– Все войско теперь твое. – Рюрик косо посмотрел из-под коричневого века. – Всю власть тебе отдаю.
– Мне?
– Тебе, Олег, тебе. Больше некому. – По вздоху князя можно было понять, что он не в восторге от собственного решения. – Братья мои, сам знаешь, давно почили…
По странному стечению обстоятельств Синеус и Трувор умерли почти одновременно, и никто точно не знал отчего. Просто однажды братьев Рюрика не стало, а сам он в дополнение к Новгороду получил Белоозеро и Изборск, увеличив свои владения втрое.
– Знаю, – коротко кивнул Олег.
– А другим власть доверять нельзя. – Рюрик говорил с трудом, однако пересиливал слабость, потому что не мог уйти, не сказав всего, что должен был. – Тогда жене моей и сыну не жить. А ты их любишь. Любишь ведь?
Ответ последовал не сразу. Только сейчас Олег начал понимать, что происходит. Рюрик поручал ему опеку над своим единственным наследником. Ближе Олега у него никого не осталось. Помри князь, и воеводы тотчас на престол полезут, сметая всех на своем пути. Затеют междоусобицу, Эфанду с Игорем либо удавят по-тихому, либо себе служить заставят. Олег же не желал зла ни сестре, ни племяннику. Ставя его наместником, Рюрик мог не опасаться за будущее своей семьи.
– Будь спокоен за Игоря и Эфанду, – произнес Олег твердо. – Оберегу и в обиду не дам.
– Это я и хотел от тебя услышать, – выдохнул Рюрик.
Его бескровные губы почти не шевелились, поэтому речь становилась все менее разборчивой, как у пьяного.
– Клянись, – пробормотал он. – Присягай на верность.
Олег в клятве своей был немногословен, но Рюрик большего не потребовал, потому что жизнь уходила из него с каждым мгновением, как вытекает брага из дырявого жбана.
– Возьми, – прошелестел он еле слышно.
Рука, скользнувшая под одеяло, вынырнула оттуда с пергаментом, перевязанным витым шнуром.
– Здесь все написано и моей печатью закреплено, – продолжал Рюрик, отдышавшись. – Свидетелями тому Богорад, Сигур и Братич. Призови и вознагради их, чтобы от слов своих не отреклись. И Гостомысла… Гостомысла найди.
– Найду, батюшка, – кивнул Олег, переборов искушение немедля сорвать со свитка запечатанный шнур и заглянуть в написанное.
– Ингвара не обижай…
Рюрик перешел на родной, уже полузабытый язык и больше ничего путного изречь не смог. Помянул родителей, обещая скорую встречу. Сказал, что холодно ему, попросил укрыть потеплее, но, когда Олег набросил на него медвежью шкуру с пола, стал жаловаться на духоту и тяжесть в груди. Лицо его неожиданно похорошело, утратив желтушный оттенок. Разрумянился Рюрик, губы его молодо запылали, глаза засверкали.
– Ведите, – разрешил он кому-то, кого Олег не видел.
Приподнятые руки упали на постель. Румянец стал быстро сходить с запавших щек князя. Он еще смотрел вверх перед собой, но вряд ли что-то видел. Его ноздри на мгновение раздулись и, побелев, сузились, точно тронутые стужей. Олег почувствовал