убокие морщины на её лице и дрожащие губы. Может быть, она молится за меня?
С улицы доносятся крики и стрельба. Изредка темнота озаряется далёкими отсветами взрывов. Мама закрывает полог над моей кроватью и уходит на улицу. Ее тихие слова о том, что в следующей жизни мне должно повезти, и я появлюсь на свет в семье из небесного города, оказались прощальными. В ту ночь снова начинается бунт. К утру все стихает. Мама не возвращается.
***
Мне шесть. Облава на беспризорников. Нас с Молли ловят в подвале. Ее дыхание обжигает ухо. Она испуганно шепчет про небесный город и своих родителей оттуда, которые скоро заберут дочку домой. Сильные руки вытаскивают меня из вороха грязного тряпья, в котором мы прячемся. Молли кричит от страха и пытается вырваться. Ее чумазое личико искажает гримаса ужаса. Через мгновение она вырывается и бежит к широкому люку в полу. Ход на нижние уровни.
Выстрел. Пуля пробивает ее голову. Брызги крови летят в сторону вышедшего из-за угла солдата. Он ругается и отпихивает ногой упавшее тело Молли в сторону. Мне отвешивают увесистый подзатыльник и тащат за шкирку наверх.
***
Мне десять. Я падаю на лежанку и закрываю глаза. Тело ломит от боли. Еще один день в трудовом лагере. На руках кровавые волдыри от лопаты, которой я кидаю большие черные куски угля в жерло печи. Час за часом, день за днём. Таких печей сотни, и от каждой тянутся длинные трубы, исчезающие в черном дыму под потолком.
Рядом ложится мой напарник. Надсадный кашель и тихая брань. Патрику совсем плохо. Все из-за бракованного респиратора. Хорошо, что он попался не мне. Патрик шепчет. Дети вокруг замирают, подползают ближе и внимательно слушают мальчика. Он всегда рассказывает перед сном свою сказку. Про небесный город и его жителей. Про облака за окнами, про полеты на неведомых созданиях. Откуда он мог всё это знать? Я засыпаю с мыслями об этом прекрасном месте.
***
Мне шестнадцать. В смене снова бунт. Я сразу прячусь за пустые вагонетки из-под угля. Второй раз может и не повезти. Остальные подростки пытают надзирателя, прежде чем запихнуть его живьем в печь. Я слышу крик мужчины. Он плачет и обещает, что вытащит всех из лагеря, выведет наружу и покажет небесный город.
Воет сирена и слышится топот сотен ног, обутых в кованые сапоги. Подростки хватают лопаты и готовятся к драке. Они подбадривают друг друга дрожащими голосами. Я ложусь лицом в угольную пыль на полу и сцепляю руки на затылке. На следующий день меня ведут в штрафной изолятор. По пути я вижу изуродованные трупы бунтовщиков, висящие на стене перед зоной печей.
***
Мне двадцать два. Я на свободе. Без лишних вопросов берут на работу в крематорий. Бросать в печи тела оказывается легче, чем швырять сутками лопатами уголь. Платят мало, но на еду хватает. В закрепленном бараке выделяют крошечный уголок. Соседи – мирные люди, но сторонятся меня. Понятно. Редко встретишь выжившего после отбывания наказания в трудовом лагере.
Краем уха слышу, что занимаю место человека, который сказал что-то вслух про небесный город и поднял указательный палец вверх. На следующий день его забрали солдаты. А еще через день пришёл я.
***
Мне двадцать четыре. Я встречаю Ласку. В ее глазах я вижу внутренний свет, заботу и нежность. Ее тонкими руки осторожно прикасаются к моей изувеченной, покрытой шрамами, спине. Я набираюсь смелости и предлагаю жить вместе. Ласка соглашается.
Все жалкие сбережения уходят на взятку начальнику барака. Но теперь у нас есть свой уголок, в котором мы шепчемся о небесном городе и любим друг друга так, как умеем. Я счастлив.
***
Мне двадцать семь. Я передергиваю затвор автомата, выскакиваю из-за укрытия и посылаю очередь в наступающих солдат. Четверо падают на залитый кровью пол. За мгновение до ответных выстрелов я прячусь обратно. Мне суют новый рожок с патронами. Руки сами выполняют привычную работу. Я вспоминаю глаза Ласки. В тот день казнили многих. Виновных и невинных. Всех, кто оказался рядом с местом покушения на армейского генерала. Затвор. Прыжок вперед. Очередь.
Медленно, но мы прорываемся вверх. В этот проклятый сучий небесный город. В бесконечные тоннели, ведущие от земли высоко в небеса. По этим тоннелям течет сама жизнь, которая питает эти чертоги лживого добра и лицемерного счастья. Но им осталось недолго. Я дойду до конца и уничтожу небесный город.
Границы миров
– Привет, Ласка, – Стив оторвался от чтения новостей в газете и поздоровался с дочерью. – Как спала?
– Доброе утро, пап, – голос девочки был сонным, а движения медленными. – Все хорошо. А ты снова в рейс?
Мужчина отложил газету и сделал глоток кофе из чашки. Он молча наблюдал, как голограмма его дочери подошла к столу и села на отодвинутый стул. Девочка болтала ногами и улыбалась Стиву. Совсем как настоящая…
– Да, Ласка, – отец почувствовал неприятный укол в груди. – Сегодня мне в рейс. Вернусь