ревнивые да корыстолюбивые. Но заметили тут некоторые люди, кто посметливее: не берет змея христиан во заложники – не может. И давай эти, шустрые, креститься, веру менять, на старых своих отцовских богов плевать.
И пошли верные славяне испросить совета у великих ладожских волхвов-старцев:
–– Что же делать нам, горемычным? Уж сто лет да зим прошло, как схватили нас вороги. Кровь-то пили они нещадно, но богов не отнимали, поклонялись и своим, и нашим. А теперь вот Ольга-змея, кою наши боги прокляли, хочет бросить их в полымя да заставить нас принять новую веру.
Усмехнулись волхвы ладожские, старички белые бороды:
–– Пока есть в ваших душах боги, их не выкорчуешь, не выжжешь пламенем. Раз пришли вы за советом да недовольны, то полбеды. А сама беда впереди, когда дети и внуки ваш прах развеют и забудут, огалделые, своих богов. А сейчас, знать, не все так плохо. Подрастает наследник Игорев, он и вас спасет и богов. Одного только мы боимся: не согрешил бы он со своею сестрою родною, отчего появится на земле изверг не чета всем ныне живущим.
А какая сестра у Святослава Игоревича, не сказали волхвы-прорицатели. Ведь один Святослав у Ольги, нет ни брата у него, ни сестры, и за все беспутства боги Ольгу больше детьми не награждают. Поразмыслили так славяне и не поняли, откуда беды ждать. Думают, и на старуху бывает проруха, и волхвы могут ошибаться, ведь стары. Невдомек простым людям было, что кудесники видят то, что другим не увидеть, и не только то, что будет, но и что было, да быльем поросло.
Подрастал тем временем княжич Святослав. Стукнуло ему двенадцать весен. Был он ловок и силен не по летам – в мать. Мог он сутками не есть пищи, на коне мог скакать три дня и две ночи; мог под голову седло положить, попоной конской укрыться и выспаться на сырой земле-матушке да еще и силы от нее за ночь набраться. А от старого родителя своего, Игоря, ничего не унаследовал. Пуще же всего не любил Святослав пряники.
Собрались вокруг княжича ровесники, все – сироты, чьи отцы во чужих землях дань кровью заплатили. И горели у них с детства глаза местию, когда видели они иудея хазарского или грека. Верховодил наравне со Святославом его друже, Малов выкормыш, Добрыня. Был единственный на пять годов он старше княжича да на пять вершков шире в плечах. В остальном же Святослав ему не уступал.
И росла на том дворе сестра Добрыни, вместе с ним от князя Мала Ольгой отнятая, девушка Малуша. Было ей в ту пору осьмнадцать лет. Расцвела она такой красотой неписаной, что нельзя было от нее глаз оторвать, и сворачивали молодцы шеи, и псы к ней на зависть молодцам ластились. А как – весна и до поздней осени привлекала она к себе пчел шмелей и бабочек, и летали букашки вокруг нее, верно, думали, что это цветок невиданный. Как взяла их с Добрыней Ольга из родного дома разоренного, так и поставила Малушу, княжью дочь, к себе в сенные девки. А Малуша гордыню смирила, кротким нравом своим, работящими руками и мудростью не по летам снискала себе уважение. Ольга души в ней не чаяла, сделала Малушу к осьмнадцати годам ключницей. Заправляла с тех пор дочка Ольгиного