У нас издревле стояли идолы, издалёка к нам пришедшие: и Мокошь, и Семарогл, и Буда, и Христа доска. Всяк кто хочет, тому и кланяется. Поклонились славене и Перуну, мол, добро пожаловать. Да сама мать сыра земля воспротивилась: как наступит ночь, выплюнет его, вкопанного. Вороги лютуют, обижаются. Думают, то тати ночные тешатся, богохульствуют. Да как тут потешишься, если сами варяги осьмером идола в яму ставят – сколь народа надо, чтоб его вытащить!
Обеднела Ладога быстро. Славянин, коий силен был и с сохой дружен, угнан в рабство, славянка на сносях, а рус к работе не приучен, палец о палец не ударит, норовит не нажить, а повоевать. Сидит, пирует, Перуну хвалу воздает. Голодно стало. Запасы вороги поели, скот перерезали, осталось после скота одно сено впрок, еще живыми мужьями заготовленное. Делать нечего, начали славянки есть то сено, чтоб не выкинуть из чрева ребенка, а потом, как лето, на травку перешли, чтобы молоко не пропало. Как же те коровенки да козы жуют, молоко дают, детенышей своих кормят, и ничего им больше не надо? По весне родилось у каждой убогой, больной жены по чудо-младенцу, силачу, защитнику. И прозвали их, понятно, русичами. И росли они не по дням, а по часам, да разуменье у них оставалось телячье, ибо матери их сено да траву ели.
А тем временем и в каганских хоромах у Рюрига красноносого еда-питье закончились. Опустели окрестные веси за год, нечего стало грабить. И решил Рюриг со дружиною, как лед с рек сойдет, идти на Новгород.
В Новагороде давно его ждали, ополчались. Воеводою выдвинули Вадима Хороброго, взял он ополчение и пошел врагу навстречь. Выбрал место на Волхве-батюшке, где поглубже, да и перегородил реку ладьями. Напоролись вороги на тяжелы рогатины славянские и убрались восвояси. Гнал их струги Волхов-батюшка до самой Ладоги.
Тут уж поняли русы, что на их силу есть и у славян своя силища. Новгород – лакомый кусок, да зубами его не ухватить. Поразмыслил Рюриг – кушать-то надо, да пить-гулять – пошел на Белоозеро.
На Белоозере к битве готовились, да вот только ждали еще хазарских купцов. Те всегда мимо путешествовали: обойдут все земли западные, наторгуют, наворуют и в Итиль возвращаются. Вот плывут корабли хазарские, издалека полотнищами машут, мол, встречайте товар, да свой на обмен готовьте. Достали славяне меха теплые, невесомые, да деготь, без коего ни одна хазарская телега не едет, да про хлеб, про соль не забыли – встречают купцов-путешественников. А у тех, откуда ни возьмись, луки в руках, в луках стрелочки каленые, на головах шеломы острые, а бороды огнем так и горят. Варяги! Надоумили их хитрые хазарские купцы, одолжили свои корабли за немалую долю добычи. Вот и пал город Белоозеро – и ворота не успели закрыть.
Еще год пировал Рюриг-кровопийца. Подминал под себя и мерю, и весь, и чудь заволочскую. Несли дань ему и скотом, и хлебом, и медом, и красными девицами. Был тот Рюриг охоч до девиц. Мог не спать он семь дней, семь ночей и меча из рук не выпускать – с противником биться. Да зато мог не спать он тринадцать ден и ночей – с девицами забавляться. Была силища в нем такая невиданная,