Георгий Чулков

Слепые


Скачать книгу

мне – и я брошусь в огонь, умру за нее. Но я боюсь ее, Борис Андреевич. Вы знаете, она жестока. Она никого не жалеет. Она только красоту любит и больше ничего не любит.

      – Жестока?

      – Да, да… Что вы так смотрите на меня? Если человек слабый и бесталанный будет гибнуть на ее глазах, она не пожалеет его никогда. А вот над стихами Пушкина она плачет. Прочтет: «Когда для смертного умолкнет шумный день»{5}, – и слезы, слезы… А как она красива! Правда, она красива?

      – Да.

      – У нее лицо меняется, как небо. Тень такая серебристая пробежит – и все черты, и все краски делаются новыми, неожиданными… А какие брови у нее умные и строгие. И тишина в них какая. А где-то далеко в глубине глаз – черная буря… Ведь я правду говорю, Борис Андреевич?

      – Да. Правду.

      – А рот у нее – как осенняя роза темная…

      – Да, да… Как роза темная…

      – Ах, я люблю Анну, люблю Анну…

      В это время послышался звон бубенцов и на дороге показались шведские санки, запряженные парою. Кто-то ехал на станцию.

      – Это княжна и Бешметьев, – сказала Наташа, – они каждый день катаются.

      Когда санки мчались мимо, Лунин увидел белокурую девушку в собольей шубке. Девушка ударила бичом и звонко крикнула:

      – Здравствуйте, Наташа…

      Бешметьев раскланялся с Луниным.

      – Я не люблю княжны, – сказала Наташа, – я знаю ее. Она холодная, как лед…

      Назад они бежали на лыжах молча, и, только прощаясь, Наташа спросила Лунина:

      – А мужа Анны вы знаете?

      Лунин нахмурился и ответил сухо:

      – Нет. Не знаю. Я познакомился с Анной Григорьевной, когда ее муж был в экспедиции, на Алдане… Он ведь и сейчас там…

      – Да, да… Кажется, впрочем, он летом вернется…

      – Вот как. А вы с ним дружны?

      Наташа засмеялась:

      – Вы знаете, он похож на автомобиль. Вы сами увидите. Он – неудержимый, и в нем рычаги какие-то.

      Наташа опять засмеялась.

      III

      Наконец пришла настоящая весна, с половодьем, грачами и великолепным шумом апрельского ветра. Лунин, в высоких сапогах, с крепкой палкой в руке, бродил по окрестностям. Доходил до речки Чернявки и подолгу стоял, прислушиваясь к ее ропоту, и смотрел с любопытством на ее пенистые мутные воды.

      В княжеском парке работники убрали мостки, и уже подсохли дорожки, щедро посыпанные красным песком. Управляющий велел снять деревянные футляры со статуй. Теперь Киприда и Амур, Громовержец и Марс{6} розовели в лучах весеннего солнца.

      Прошлогодние листья, сметенные в кучи, остро пахли. Круглую беседку исправляли кровельщики. Они ходили по крыше, распевая во все горло. И железо гнулось с громким треском под босыми ногами.

      На широкой аллее встречал часто Лунин княжну и Бешметьева. Они катались верхом. Княжна, в амазонке, с густыми рыжеватыми волосами, выбившимися из-под черной шляпы, казалась красивой, смелой, весенней… Бешметьев страстно смотрел на