правиле забыл. Он продолжал делиться своими впечатлениями о встрече с Карпинским и не стал скрывать, что сам Карпинский ему симпатичен. Он вспомнил даже о прощальном рукопожатии и карточке. Он говорил, говорил – и не замечал, что в гостиной установилась зловещая тишина. Так молчат, когда в доме находится покойник.
– Ты закончил? – спросил Романцев-старший. Он был бледен, а его лицо… Нет, Романцев еще никогда не видел у своего отца такого выражения лица.
– Закончил, – буркнул Алексей. Ему самому был неприятен этот разговор. Похоже, он перегнул палку, и теперь сожалел об этом.
– Итак, мой сын сообщил нам потрясающую новость, – глухим голосом продолжил отец. – Чем ты заслужил такую честь, сынок? Писал доносы или, грубо выражаясь, стучал?
– Папа, ты же знаешь, что это не так. Давай прекратим этот дурацкий спор. Зря я все это рассказывал. Извини.
Щеки Романцева горели, как будто ему надавали пощечин. Он чувствовал себя неловко из-за присутствия друзей. К тому же ему не хотелось ссориться с отцом, и он решил не реагировать на его резкость.
– Ну почему же, Алексей? Мы ведь тебя выслушали. Конечно, в нашем… гм, обществе полно абсурдных вещей. Я допускаю, что любому порядочному человеку могут предложить работать на ГБ. Но я не допускаю даже мысли, что в самой ГБ найдется хоть один порядочный человек.
– Но это неправда, папа. – Алексей почувствовал, как внутри нарастает глухое раздражение. – Даже в органах наверняка имеются порядочные люди. Ты же сам говорил, что мы живем в абсурдном обществе.
– Существует черта, которую порядочный, нет, просто нормальный человек никогда не переступит. КГБ находится за этой чертой. Ты должен бы об этом знать. Жаль, если я упустил что-то в твоем воспитании.
– Но откуда такая нетерпимость? – взорвался Алексей Романцев, правда, тут же взял себя в руки и уже спокойным тоном продолжил: – Видит Бог, я хотел прекратить этот разговор и принес свои извинения. Но если вам хочется его продолжить, извольте.
Романцев не стал прямо обращаться к отцу, поскольку боялся задеть его в предстоящем споре, он все еще надеялся постепенно свернуть разговор на менее опасные рельсы.
– Что же мы толкуем о необходимости перемен? К чему все эти разговоры, если каждый из нас будет бояться переступить черту? Кто-то же должен позаботиться об этих самых переменах? В конце концов, КГБ – это не только лагеря и психбольницы, это еще и безопасность государства. Что, отдать это все на откуп подонкам? Ах, у нас чистые руки, и мы боимся их запачкать, извините, в дерьме… Да весь мир вокруг нас состоит из дерьма, кому-то же надо его убирать! Или будем сидеть сложа руки и ждать, когда нас засунут в черные воронки́ и выбросят посреди мерзлой тундры?
– Вот как ты рассуждаешь, Алексей, – Романцев-старший говорил очень тихо, почти шепотом. – Минутный разговор с гэбистом – это, очевидно, очень способный гэбист, но ведь и среди злодеев попадаются гении; рукопожатие, визитная карточка – и готово: