жить, и, наконец, потому, что ощущаемая всеми тяжесть мало-мальски сознательной жизни отразилась на моем приятеле сильнейшим нервным расстройством. «Пожить в деревне», «отдохнуть», «очувствоваться мало-мальски» – вот что думал мой приятель, нанимая верхний этаж крестьянского дома в Ямской слободе. Намерения его, как видите, были самые скромные и безобидные; но и такие намерения, как увидим ниже, не всегда и не для всякого осуществимы в наши тяжелые дни. Прежде всего необходимо сказать, что нет такой профессии, которая, будучи перенесена из столицы в деревню, в такой степени смущала бы деревенских жителей, как профессия литературная. Самый первый, самый существенный вопрос, который подлежит разрешению деревенских жителей при появлении в их среде нового лица, формулируется так: «зачем приехали?» И литератор не может выяснить его не только вполне определенно и точно, но даже и мало-мальски удовлетворительно. «Приехал так… жить, отдыхать…» – вот что может ответить он по сущей правде; но такой ответ немедленно должен вызвать другой, еще более затруднительный вопрос, именно: «Отдыхать?.. Стало быть, капитал имеете?..» А так как на это ничего другого не приходится сказать, кроме: «Нет, капиталов не имею», – то это сразу делает его личностью подозрительной. В голове деревенского жителя с двух слов возникает огромнейшее недоразумение: «Отдыхать приехал; а капиталу не имеет – что это за существо и зачем сюда явился?..»
В настоящее время по деревням, особливо пришоссейным и прилегающим к железной дороге, как те, в которых поселились мы с приятелем, стало появляться много небывалых прежде профессий – много людей, не имеющих с крестьянством и земледелием почти никакой связи. Но все эти «новые» деревенские жильцы, все эти пришельцы всегда могут дать на предлагаемые им деревенскими жителями вопросы самые точные и определенные ответы. Один говорит: «приехал насчет телят», другой – «по сенной части», третий просто ответит: «грибы», четвертый скажет: «на станции служу» и т. д. Все это понятно и ясно с первого слова; даже: такой, повидимому, неопределенный и таинственный ответ, как «приехал по своей части», и тот понятен и удовлетворителен для деревенского жителя. Мало ли в самом, деле «делов» и «своих частей»? Может, он хочет «проникнуть» в телячью часть, или в грибную, или в сенную, или, наконец, пронюхивает местечко на железной дороге. За таким человеком нужно только «поглядывать», надо смотреть только одно, не сунулся бы он в какую-нибудь из таких частей – сенных, грибных и т. д., которые уже абонированы местными обывателями. Но такой ответ, какой дает литератор, то есть «приехал отдыхать (подумайте: ехал, платил за билет… зачем? – отдыхать!), а капитала не имею», – это не ответ, а тьма кромешная. Тут не видно той нити, которая дала бы возможность изучить специальность человека, – тут сразу является необходимость смотреть «в оба».
– Из господ, что ли? – спрашивают обыватели того из своих собратьев, который первый имел несчастие получить вышеупомянутые неудовлетворительные ответы.
– А шут его знает! Капиталу, говорит, не имею…
– Что ж, на машине, что ли, место получил?
– Нету, какое на машине!..
– Чего ж он здесь?
– Так, вишь. Говорит: «отдыхаю»!
– А капиталу нету?
– Нет, говорит, капиталу.
– Чего ж ему отдыхать без денег?
– А пес их знает!
– Тоже народ… Без денег приехал отдыхать… зимой! Поглядывать бы за ним надоть…
– Нонче, брат, всякого народу довольно. Гляди в оба!
Но неведомый человек хоть и объявил, что капиталу не имеет, а платит за все, что берет. Попробуют запросить вдвое (собственно для пробы) – платит; очевидно, ничего не понимает, а тем паче по телячьей или какой части. Опробовали его по части понимания «вобче», принесли барсучью шкуру и запросили рубль – дал, хотя шкурке красная цена – сорок копеек. Очевидно, что хоть капиталу нет, а деньжонки есть. Не то чтобы доверие, а так… только некоторое внимание возбуждает этот человек своим «непониманием вобче» и расплатами. «Покуда платит, нам какое дело? – говорят местные обыватели. – А в случае чего… на то есть начальство».
А все-таки любопытно знать, чем, «какими способами» человек деньги достает, коль скоро настоящего капиталу не имеет. И вот начинаются расспросы издалека – расспросы, которые еще более затемняют неизвестную личность.
– Что я все дивлюсь, как вы долго по ночам… Все огонь!
– Занимаюсь.
– Какие же ваши будут дела?
– Да вот все по части книжек… Бумаги вот разные…
– Что же, в канцелярию какую пишете?
– Нет.
– Стало быть, не служите?
– Нет, не служу.
– Таперича, позвольте сказать, которые вы пишете бумаги или хоть книги, то по казенной они будут надобности или по своей?
– Нет, не по казенной…
– По своей, стало быть?
– Да, по своей.
– Следовательно, так надо почесть, что по судам дела делаете?
– Нет, не по судам.
– И