все время полагал, что нож у него в кармане; но при этом он весь дрожал, смущенный странным допросом. Затем его стали убеждать не скрывать свой грех, а сознаться в нем и покаяться. Нож нашли в ящике стола рядом с постелью покойного дьякона, в том месте, где обычно лежал мешочек с принадлежащими братству деньгами, который пастор сам видел накануне. Кто-то взял этот мешочек, – и чья же рука могла это сделать, как не рука человека, которому принадлежит нож? Сначала Сайлес онемел от изумления, затем он проговорил:
– Бог меня оправдает; я не знаю, как туда попал мой нож и как пропали деньги. Обыщите меня и мой дом, – вы ничего не найдете, кроме трех фунтов пяти шиллингов моих собственных сбережений, которые – Уильям Дейн об этом знает – лежат у меня вот уже полгода.
При этих словах Уильям тяжело вздохнул, а пастор сказал:
– Вески улики против тебя, брат Марнер! Деньги были взяты прошлой ночью, и около нашего покойного брата не было никого, кроме тебя, ибо Уильям Дейн, как он говорит, не мог явиться туда по причине внезапного недомогания, и ты сам признаешь, что он не приходил. Кроме того, ты виновен в том, что даже не заметил, когда больной умер.
– Я, наверно, заснул, – сказал Сайлес. Помолчав, он добавил: – Или, может быть, Бог снова посетил меня, как в тот раз, когда вы все это видели, и поэтому вор мог войти, пока душа моя покидала тело, а затем уйти незамеченным. Но, повторяю, обыщите меня и мое жилище, больше я нигде не был.
Обыск был сделан и закончился тем, что Уильям Дейн нашел за комодом в спальне Сайлеса похищенный мешочек, – он был пуст. После этого Уильям начал увещевать друга сознаться и покаяться в своем грехе. Сайлес поглядел на него с упреком и сказал:
– Уильям, девять лет мы всегда были вместе. Слышал ли ты хоть раз, чтобы я солгал? Нет, Бог меня оправдает!
– Брат, – ответил Уильям, – могу ли я знать, что происходит в сокровенных тайниках твоего сердца и как дьяволу удалось овладеть тобой?
Сайлес все еще смотрел на своего друга. Внезапно лицо его вспыхнуло, и он уже готов был гневно сказать что-то, но какое-то внутреннее потрясение помешало ему и согнало краску с его лица. Он весь дрожал. Наконец, глядя на Уильяма, он слабым голосом произнес:
– Я вспомнил, ножа при мне не было.
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, – ответил Уильям.
Все присутствовавшие начали спрашивать Сайлеса, где, по его мнению, находился нож, но не добились никаких объяснений.
– Я в большом горе, – сказал он. – Больше я ничего не могу сказать. Бог меня оправдает.
Члены братства собрались снова, чтобы еще раз обсудить дело. Обращение к закону для установления виновного противоречило принципам братства, считавшего судебное преследование противным духу христианства. А тут еще преступление могло вызвать кривотолки и нанести урон чести общины! Но ее члены не могли не принять каких-либо мер для выяснения истины, поэтому они решили молиться и тянуть жребий. Такое