Роман Сенчин

Елтышевы


Скачать книгу

никто не отменял. Э? – Пахомин обернулся к курящему возле обезьянника сержанту: – Серег, свози уважаемого. Далёко тетка-то живет?

      – Да нет, не очень. За автовокзалом там…

      – И ладушки. Найдешь сто пятьдесят рублей – возвращаем вещи, и гуляй-отдыхай.

      Сержант вывел парня. На улице завелся «уазик».

      Пахомин изможденно отвалился на спинку стула, прикрыл глаза.

      – О-ох-х…

      – Как оно? – зная ответ, из приличия спросил Елтышев.

      – Да хреново. Одна нищета опять… Спать хочу… Еще этого мутанта ждать.

      Елтышев покивал:

      – Давай дежурство пока приму.

      – Дава-ай.

      Спустились в подвал, где в основном и размещался вытрезвитель, заглянули в камеры-палаты, в туалет, раздевалку. Все было в порядке. Поднялись обратно в дежурное помещение. Елтышев расписался в журнале.

      – Что, накатим трофейной? – слегка повеселев, предложил Пахомин; выдвинул ящик стола. – «Московская» есть, «Колесо фортуны», «Земская». Э, какую?

      – Без разницы… «Колесо».

      Старлей достал бутылку, покрутил оценивающе.

      – Да вроде нормал. И мужик приличный, с портфелем. Какой-то юбилей, говорит, отмечали, переборщил.

      – Наливай.

      Алкоголем Николай Михайлович не увлекался, в запои не уходил, но выпить граммов двести всегда был не против. Водка действовала на него благотворно – не одуряла, а словно что-то смывала внутри, какой-то ядовитый налет.

      У Пахомина оказалась и закуска – запечатанная нарезка лосося, круг копченой колбасы, беляши в целлофановом пакетике, шоколад… Все это имели при себе попавшие в вытрезвитель за минувшие сутки.

      – Ну, за удачу.

      – М-да, удача не помешает.

      Чокнулись пластиковыми стаканчиками…

      Без нескольких минут пять появились двое сержантов и врачиха, полная, угрюмая тетка с мужским лицом – те, с кем предстояло Елтышеву отработать предстоящие сутки.

      В начале шестого вернулся с деньгами паренек, получил вещи, квитанцию и был отпущен.

      – Ну, все, – выдохнул Пахомин, сложив бутылки и еду в сумку. – Счастливо!

      Николай Михайлович уселся за стол, огляделся, привыкая к помещению, стулу, обстановке.

      Дежурка невелика, сумрачна, и несколько ламп не могут наполнить ее светом, жизнью… Стены шершавые, окрашенные в бледно-зеленый цвет, два окна, зарешеченные, заросшие пылью, кажутся черными провалами. Вдоль стен – скамейки без спинок, слева от входа узкий обезьянник для буйных задержанных; стол стоит напротив входа, и почти за спиной Николая Михайловича – лестница. Скоро по ней поволокут пьяных, и снизу будут лететь крики, рычание блюющих и матерящихся алкашей. «Ох, как все надоело», – поморщился Елтышев.

      Рядом с ним устроилась врачиха в белом, но застиранном до серости халате, открыла термос, налила в чашку кофе… Она никогда не пользовалась казенной посудой, электрочайником – все приносила из дому. «Брезгуй, брезгуй». И Николаю Михайловичу представилось, что она вдруг заболевает какой-нибудь кожной болезнью. Сыпь, раздражение,