Очень заметно – и странно – что женщин на общественных собраниях маловато.
В Музее революции меня удивило отсутствие материалов по участию грузин в народническом и народовольческом движении, по участию грузинских дружин в персидской революции, а также материалов о жизни грузин в сибирской ссылке. Во Мцхете, в грандиозном соборе, построенном в IV веке, исчезла стенопись в алтаре, могучие, в два человеческих роста, фигуры двенадцати апостолов; в алтаре мне сказали, что эту древнейшую и величавую живопись замазали известью попы. Замазаны и наивные фрески, которые изображали историю римского воина-грузина, который при дележе одежд Христа получил часть их, пошёл домой, в свою Иберию, и всё мёртвое, к чему прикасалась одежда Христа, оживало. В. М. Васнецов в 1903 году до слёз восторга любовался живописью алтаря и этими фресками. Но для восторгов художника наша действительность даёт много нового материала, а старину следует охранять от разрушения для того, чтоб дети видели: в цепях каких суеверий, под гнётом какого варварства жили их отцы.
Очень красиво построена мощная силовая станция ЗаГЭС с её монументом В. И. Ленину на скале среди Куры. Впервые человек в пиджаке, отлитый из бронзы, действительно монументален и заставляет забыть о классической традиции скульптуры. Художник очень удачно, на мой взгляд, воспроизвёл знакомый властный жест руки Ильича, – жест, которым он, Ленин, указывает на бешеную силу течения Куры.
В Коджорах, на дачах тифлисских богачей – лагеря пионеров, дома отдыха, детские дома. Детей там, вероятно, более тысячи. Коджоры цвели и сверкали знамёнами, медью оркестров. Там был, кажется, съезд учительниц, и часа три мы слушали великолепное исполнение ими народных песен Грузии. Особенно мастерски пели две девицы, одна – блондинка с огромными весёлыми глазами и прекрасным, неистощимым голосом, человек исключительно талантливый, так же как её подруга, тоже искусная и неутомимая певица. Трогательно было задушевное гостеприимство учительниц, их простота и милая гордость волнующей красотой песен своего народа. Группы девушек и детей в саду, на пригорке, под ветвями старых деревьев, в сети солнечных лент напомнили мне лирическую красоту персидских миниатюр.
После этого – интереснейшая беседа с рабкорами в каком-то саду; здесь, в Тифлисе, беседа приняла характер горячего спора по вопросу о «самокритике». Убеждённым сторонником беспощадного обличения ошибок власти, недостатков её аппарата выступил рабкор – кажется, железнодорожник, человек средних лет, с лицом вояки, смелой речью, – человек, который хорошо видит сложную путаницу старого и нового. Он, должно быть, много претерпел на своём веку, немало подумал и знает людей, – это чувствовалось в каждом его слове. Он говорил:
– Надо, главное, чтоб молодёжь всё видела, всё знала, видела бы, что мы друг с другом не миндальничаем, не гуманничаем.
Ему возразили из толпы:
– Ты меня сначала научи, как мне себя держать, а когда научишь, тогда и ругай.
– Вас