Максим Горький

Преступники


Скачать книгу

тебе прибавлю ещё пяток. Двадцать – Смирнову! Михаилу Арапову за неприличное поведение в церкви – пятнадцать розог.

      Арапов. У меня, Антон Васильич, живот болит…

      Полувеков. Молчать! А то – прибавлю. Слесареву и Югову за драку – по десять. Ерохину, Сушкову, Макову и обоим Ивановым за кражу каравая белого хлеба – чистить отхожее место. Сверх того, Ерохину, за то, что прикрывал соучастников кражи, – десять розог. Я тебя, Ерохин, переломлю! Алексею Чумову за оскорбление преподавателя Климова – десять. Деева, Трофимова, Сидельникова на воскресенье в карцер. Остальных на завтра – без прогулки. Завтра наиболее отличившиеся поведением примерным идут в лес, за грибами. Таковых… Семнадцать человек. Начать экзекуцию со Смирнова. Делай! Солил розги?

      Миша. Так точно!

      Полувеков. Покажи рукавицу.

      Миша показывает.

14

      Двое надзирателей ведут Смирнова к скамье. Миша расправляет розги, пропуская их сквозь кулак, – на руках у него кожаная рукавица, смоченная солёной водой, он оглаживает розгу после каждого удара по телу наказуемого. Делалось это якобы в целях гигиенических. У ног Миши деревянное ведро с рассолом. Смирнов упирается, мычит. Его кладут, двое надзирателей держат за ноги и за руки.

      Оношенко (считает). Раз. Два. Три… Миша – не фальшивь! Четыре!

      Полувеков. Смирнова за сопротивление – в карцер на сутки.

15

      К скамье ведут Ерохина. Из фронта выскакивает Сушков, бросается в ноги Полувекову, визжит:

      – Не бейте меня… Простите! Я не буду, Антон Васильич – я не буду…

      Полувеков. Убрать!

      Оношенко оттаскивает Сушкова за ногу. Среди ребятишек некоторые, человек пять – восемь, испуганы, плачут.

16

      Из окна дома администрации смотрит на экзекуцию жена Оношенко, толсторожая баба лет сорока, смотрит с наслаждением. Из-под руки её выглядывает дочь Полувекова, девочка лет 12.

      Оношенко. Гляди, какие у них крутенькие да крепкие. (Крякает.) Ты, Людмилочка, не высовывайся очень-то, папаша увидит, заругается. Не велит он показывать тебе, как мальчишек секут.

      Людмила. А девочек тоже секут?

      Оношенко. И девочек – тоже. Наука. Не накажешь – не научишь. Меня, милая, так били, что, бывало, даже все чувства повыбьют, ни крику, ни дыхания нет. Отец бил, потом – тётка, а как отдали в ученье, в швейки – хозяйка драла за волосья или по щекам нашлёпает.

      Людмила. Михайловна, отчего так нехорошо везде? Только в лесу и хорошо.

      Оношенко. В лесу, милая, очень даже хорошо! Где людей нет, там всегда прелестно…

      Людмила. Скорее бы – осень и снова в училище. Там хоть дразнят меня за то, что хромая…

      Оношенко. Там, конешно, подруги… Гляди, как Сушков-то извивается… ишь ты!

      Людмила. Не хочу!

      Оношенко. Ой, что ты кричишь! Спрячься скорей, присядь.

17

      Полувеков – встал на ноги, смотрит в окно дома, грозит палкой. Яшин – льёт горстями воду на голову Сушкова, лежащего в обмороке на земле.

      Преступники учатся

1

      Школа. Алтарь и амвон скрыты занавесом. На грубых деревянных партах