дверей мадам Берг Ирочку встречал Костя из Коммерческого училища; за Кристен ухаживал долговязый Герберт, спортивная гордость Немецкой гимназии. Столкнулись в фойе кинотеатра; познакомили кавалеров, а назавтра с удовольствием уплетали шоколад и делились впечатлениями о фильме. Вместе гуляли, катались на лодке, ходили в кино. Вскоре обе заметили, что Герберт смотрит не на экран, а на Ирочку, в то время как второй кавалер неудержимо краснеет всякий раз, когда к нему обращается Кристен. Немка попыталась было обидеться за Герберта, но Ирочка так легко предложила: «Да возьми себе обоих!», что оставалось только расхохотаться.
Кавалеры менялись, а дружба крепла. Первой вышла замуж Кристен, через несколько лет Ира. Видеться стали реже, но всегда радовались встречам, и отчуждения не возникало.
А спустя двадцать лет, когда Коля с отцом грузили так удачно купленную мебель, Ирочка сидела напротив подруги, которая укладывала чемодан. Хотя Кристен давно уже называлась фрау Небельграу, она осталась такой же стройной и узкобедрой, как в девичестве. Детей у них с мужем не было, и может быть, по этой причине Андреас с головой окунулся в политику. Вынырнув, объявил, что, во-первых, Гитлер – гений, призванный осуществить мечту Наполеона, а во-вторых, что долг немцев – вымостить, если понадобится, своими телами дорогу к этой мечте. Мостить нужно было почему-то непременно в Германии, следствием чего явились чемоданы с раззявленными пастями, куда Кристен аккуратными стопками укладывала вещи.
Еще была встреча в парке в воскресенье. Дети прыгали у фонтана, уворачиваясь от сверкающих брызг, Ирина и Кристен болтали, сидя на скамейке; мужчины курили в тени деревьев. Андреас говорил громко, отчетливо и с явным удовольствием – Коля угрюмо молчал. Потом пили шоколад на террасе ресторана, Андреас все продолжал говорить. Ира вслушивалась, но быстро утомилась. Речь Андреаса походила на сматывание ниток из вялого, безвольного мотка спутанной шерсти. Клубок никак не получался, потому что нитка то и дело застревала в дряблой «восьмерке» пряжи, так что весь моток приходилось встряхивать и выворачивать, но через два-три витка она опять вязла, цеплялась и, наконец, обрывалась, не оставив путеводной нитки, как и мысль оратора, которую поймать было столь же трудно. Повторив в который раз: «Drang nach Osten!» – Андреас взял чашечку с остывшим, неинтересным теперь шоколадом.
– Nach Westen, – негромко поправил Коля и закончил по-русски, – великая Германия находится на западе.
Только поздно вечером, когда дети уснули, она решилась задать вопрос, который мучил отца:
– Зачем они едут, Коля?
И муж ответил с такой готовностью, словно ждал вопроса и сам все время думал о том же:
– Они немцы. А если завтра война?
Он назвал самыми точными, единственно возможными словами страх, поселившийся в сердце, и знать не мог, что те же слова звучат второй год в самой популярной советской песне и поются не только безо всякого страха, но и с напористым, уверенным энтузиазмом:
На