усилилась, и к ней прибавился медленно нарастающий рокочущий гул. А проем входа, еще минуту назад черный, осветился изнутри слабым багрово-коричневым огнем. Источник этого жуткого освещения находился где-то внизу, поднимаясь из немыслимых глубин.
Люди Эрнваха поспешно уходили куда-то в боковую дверь замка. А он сам, поднявшись на верхнюю ступень, теперь стоял у входа, огромного и высокого, и был одного с ним роста. Гул нарастал, вход в святилище светился багровым светом, и сама фигура Эрнваха, прежде черная на фоне освещенного входа, мало-помалу тоже стала излучать такое же мрачное сияние. Вот он резко взмахнул руками и развернулся – в его лице уже не было ничего человеческого, оно стало настолько жутким, что страшно было даже поднять голову. Гул внезапно стих, уступив место напряженной, звенящей тишине.
– Ступайте же сюда, гости дорогие, – прогремел изменившийся до неузнаваемости голос Эрнваха. – Служили вы прежде своим никчемным божкам, но ныне послужите мне – великому Эрнваху, великому Язу!
Боря с ужасом смотрел, как его товарищи, только что лежавшие неподвижно, медленно, словно во сне, поднимаются; их плечи безвольно опущены, глаза пусты, они тупо и покорно смотрят на стоящую у входа жуткую фигуру. Боря почувствовал, что какая-то чудовищная сила заставляет и его подняться с земли и идти… Да что же это такое! Он ведь не зомби какой-нибудь, он найдет в себе силы бороться…
– Ну же!
Шаг за шагом Борины спутники двинулись вперед, к святилищу. Боря с большим трудом сопротивлялся неведомой силе, которая неумолимо поднимала его с земли и тащила вперед. А они проходили мимо него, мужчины и женщины, такие знакомые и родные… Боря протягивал руку, безуспешно пытаясь кого-нибудь из них остановить, но все зря. Нет! Так не должно быть! Этот негодяй хитростью и обманом обосновался в чужих для него землях, а теперь уничтожает их жителей за то, что они не желают поклоняться его кровавому божеству! Еще и обзывается. – Тут Боря вспомнил, как лихо бились его товарищи, как теснили они людей Эрнваха, а он назвал их немощными калеками!
И в этот момент страх и отчаяние Бори сменила злость, ярость красной пеленой застелила глаза. И эта ярость стала спасительной: он почувствовал, что может наконец говорить, а на тащившую вперед безжалостную силу вдруг стало глубоко наплевать, как и на все остальные преимущества противника. Другая сила – могучая сила! – неожиданно овладела им, и это была его собственная сила, до сих пор таившаяся, а теперь заявившая о своих правах. Она же и подтолкнула Борю к решительным действиям, подсказав верный путь. Боря резким рывком вскочил с земли и бросился к святилищу, но вовсе не затем, чтобы стать первым в числе жертв, а для того, чтоб выставить вперед правую руку с зажатым в ней предметом – ах, какая разница, что это был за предмет! – и крикнуть:
– А в драку один на один тебе слабо, пугало огородное?! Или ты только в своем стойле такой храбрый?
Теперь Боря глядел прямо в жуткое лицо изменившегося Эрнваха, не испытывая