Евгений Салиас-де-Турнемир

Филозоф


Скачать книгу

будешь на своем месте.

      И князь вдруг странно улыбнулся язвительною улыбкой и проговорил громче:

      – Ну, да все ж таки когда-нибудь и до тебя дело дойдет – один прах останется.

      Он поднял вдруг руку и как бы погрозился пальцем этой скамейке.

      – Захоти я – в одно мгновение ока и праху не будет! – шепнул он и отошел от окна.

      В кабинет явились люди, главный камердинер бережно внес своего спутника, попугая в клетке, затем шел гайдук и нес шкатулку с деньгами, а вслед шли два скорохода с тремя ящиками, где были трубки, табак и винные ягоды. Если бы прибавить теперь в эту горницу известное количество хлеба и воды, то весь мир Божий мог бы провалиться и погибнуть, а князь Аникита Телепнев имел бы около себя все необходимое для жизни и все им любимое. Правда, там бы провалились женатый сын, девица-дочь, богатые вотчины. Зато здесь бы остались – попка с именем Сократ, который для князя в тысячу раз умнее всякого человека, остались бы винные ягоды и табак, приятнее и слаще которых нет ничего на свете. Пожалуй, тут был один лишний предмет, который бы князь с удовольствием выбросил в окошко, – деньги. От денег он во всю свою жизнь, по его выражению, «никакого черта не получил». Единственное, что было в прошлой жизни князя светлого и дорогого, было как на смех недостижимо при помощи денег. Быть может, однако, потому это «нечто» и стало ему более дорогим, даже священным.

      VI

      В ту минуту, когда князь уселся на кресло и закурил трубку, к нему вошел, по обычаю, за первыми приказами Финоген Павлыч. Повод появления управителя был настолько ясен, что старик молча стал у порога в покорном ожидании.

      Молчание длилось несколько мгновений.

      Князь опустил глаза в землю, выпустил несколько клубов дыму и наконец вымолвил однозвучно:

      – Гонца к князю Егору.

      – Слушаю-с, – отозвался управитель.

      – Митьке-форейтору ситцу на трое штанов и три рубахи. А спросить за что – мое дело.

      – Слушаюсь, – снова отозвался Финоген Павлыч, но не удивился, так как в числе всадников уже шел говор о том, что Митька, по приезде, будет награжден. Его лихой, застоявшийся конь бил задом и передом, с пеной на боках, в продолжение почти двух верст, но Митька сидел все время как прикрученный к седлу и отвечал коню правильными ударами здоровой нагайки.

      Наступила, после второго приказания, пауза. Финоген Павлыч не двигался. Он, как истый холоп, всю жизнь посвятивший служению, если не видел, то чувствовал, что барин еще что-нибудь прикажет, и не простое.

      Между тем князь Аникита смотрел в окно, у которого сидел и пред которым уходила вдаль средняя аллея, гладкая, широкая, темная, с золотыми пятнами от солнечных лучей, скользнувших на нее сквозь густую листву верхушек лип. И вдруг барин-князь ухмыльнулся так добродушно, что Финоген Павлыч, хотя видавший его редко, но знавший все-таки близко, удивился и обомлел.

      «Уж не мне ли что подарит сейчас», – невольно шевельнулось в старике лакее.

      – Подойди сюда, – выговорил князь, – ближе.

      «Ну, так и есть, подарит, – подумал