Евгений Салиас-де-Турнемир

Петровские дни


Скачать книгу

тебе лет, старушка?

      – Много, сударка… У-ух, много. Тебе не посчитать.

      – Семьдесят, восемьдесят?..

      – Бона… – усмехнулась старуха, и её нос, казалось, ткнулся в подбородок. – Поболе сотни… Годов-то…

      – Ну? Уж это ты прибавила, старушка.

      – Зачем… Я бы рада отбавить.

      – Всё-таки поменьше ста лет.

      – По сущей по правде, сударка, сама не знаю. А люди вот сказывают, умные люди. Считают и сказывают, что сотню годов отжила и вторую начала…

      – Да как же они считают, моя милая?

      – Как? А вот как! Была я девка-невеста, когда цари-то жили ещё в Москве, а не у моря, на краю света, где нехристь одна селится. Был царь Хфёдор московский царь. Да. А теперича пошли императрицы, потому что императоров боле нету. А почему всё такое – знаю я, родимая моя. Был вон один и всего полгодика процарствовал, и теперь опять императрица. А потому царей-то больше нет, что они Москву нашу матушку бросили, не хотят в ней жить. А вот что… Я с тобой присяду… Ноги у меня чтой-то слабеть стали.

      – Садись! Садись! – живо выговорила дама, как бы спохватясь.

      – Тебя-то стыд не возьмёт? С бабой да мужичкой сидеть.

      – Полно… Садись… Скажи, как тебя зовут.

      – Параскевой.

      – Прасковьей?

      – Нет. Зачем Прасковьей… Параскева я. Параскева Пятница. Муж, когда серчал, завсегда просто Пятницей звал. Ей-Богу. Кричит, бывало: дура ты, Пятница.

      – И ты будто царя Феодора помнишь?

      – Помню. Видала его, голубчика, будучи в девках ещё.

      – Ты царя Петра Алексеевича, верно, помнишь, а не Феодора.

      – Зачем? То Пётр. А то Хфёдор. Я не дура какая, сударка моя. Он вот помер, а меня замуж выдали. Бунты тогда на Москве каки были. Страсть! Бунтовали стрельцы и Матвеева боярина, знатного и доброго боярина, умертвили, окаянные… Мимо меня протащили тело его искрошенное.

      – Как мимо тебя?

      – Да. Я на площади с мужем была… Затесалась с глупых бабьих глаз. И вот, гляди… В тот самый день угораздило мне… Вишь, проруха.

      Она нагнулась и показала на щеке большой рубец.

      – Стрелец копьём задел… Пьян был, как и все они… Я выть, а он говорит: «Ничего, девка! До свадьбы заживёт!» А муж мой ему: «Кака она девка. Она моя жена!» Ну, стало, вот и не зажило. И дети были, и внуки были, и правнуки есть… А дыра-то всё видна.

      И старуха заболтала о правнуках и о своих делах. Дама слушала сначала, но вскоре задумалась под её однообразный говор и незаметно для себя самой понурилась, сидя на скамье.

      Старая Параскева, смолкнув, поглядела на неё и снова положила ей руку на голову.

      – Эй, касатушка. Опять нос повесила. Эй, скажи, чего невесела?

      Дама вздрогнула, пришла в себя, вздохнула и вдруг выговорила:

      – Ах, старушка… Есть отчего…

      – Горе какое?

      – Горе не горе. А заботы… Большие.

      – Да что? Говори. Я тебе твоё дело, мне чужое, руками разведу. Недаром сто лет живу…

      Дама