ну, волочите ее ко мне! – уже милостиво сказал Разин и прибавил: – А стрельцам скажите, которые неволей едут, пусть ко мне ворочаются!
Не помня себя от радости, вернулись на свои струги сотники и послали тотчас водку Разину. Он созвал своих есаулов:
– А ну, браты, посмакуем государеву водку!
Толпа стрельцов перебежала к нему. Плохово возмутился.
– Побойся Бога, атаман! – сказал он ему. – Скоро ты забыл государеву милость. Прогони назад беглых служилых людей!
Степан грозно взглянул на него, но потом только засмеялся.
– Эх, мамушка, николи у казаков так не водится, чтобы беглых выдавать. Хочет уйти – уйди, а гнать – ни Боже мой!
Плохово только чесал в затылке. Не указывать Разину, а только бы свою шкуру уберечь! И он вздохнул с облегчением, когда завидел Царицын.
– Ну, прощенья просим, атаман! – сказал он ему, когда причалили к городской пристани. – Теперь тебя стрельцы далее проводят.
– Стрельцы?! – Разин даже взялся за саблю. – Да в уме ли ты, малый? Мы твоих стрельцов живо окрестим, а тебя за одни речи вон куда вялиться подвесим! – и он указал ему на верхушку мачты.
Плохово попятился.
– Там твое дело, атаман. Прощенья спросим!
– Иди, иди, матушка! Поклонись воеводам. Скажи, наведать их думаю! Пусть князь‑то Львов шубу побережет!
Плохово быстро сбежал на берег и едва не был сброшен в воду толпою, которая торопливо шла к атаманскому стругу.
– Что за люди? – спросил их Разин, стоя на сходнях.
– Чумаки с Дону! – ответили из толпы и загудели:
– Смилуйся, Степан Тимофеевич!
– От воеводы теснение! Заступись!
– Стой, – закричал Разин, – говорите толком! Что надо?
Из толпы выступил здоровый казак с длинными усами и низко поклонился Разину:
– Чумаки мы, батюшка Степан Тимофеевич! Ездим сюда за солью, – а воевода туто теснит нас. Заступись, родимый! Помилуй, дерет с нас, бисов сын, с дуги по алтыну!
– А у меня коня отнял! – закричал голос из толпы.
– А у меня хомут и сани!
– У меня пищаль!
– Ах он сучий сын, – заревел Стенька Разин, – стойте, братики, уж я его!
Он выхватил саблю и бросился бегом, без шапки, в город. Есаулы устремились за ним, казаки тоже.
Царицынский воевода Уньковский сидел в приказной избе и говорил с Плохово, когда вдруг распахнулась дверь, в избу влетел Разин и ухватил воеводу за бороду.
– Такой‑то ты царский слуга! – закричал он. – Вас царь на защиту садит, а вы что разбойники! Постой, воевода, песий сын!
– Батюшка! Милостивец! – завыл воевода. Плохово от страха лег под лавку, а Разин, дергая воеводу за бороду, кричал:
– Чумаков грабить? Врешь! Сейчас, вражий сын, полезай в казну, плати за обиды! Давай сто рублей! Ну!
– Бороду‑то отпусти, милостивец! – взволновался воевода.
– Оборвать бы ее тебе!
Разин разжал руку. Воевода, дрожа от страха, подошел к укладке и, шепча молитвы, вынул оттуда мешок с деньгами.
– Вот тебе, атаман! –