императора, – резко ответил Новиков. – Мы говорим не о нем, и, – добавил он со злой усмешкой, – только мы, русские, можем иметь свое мнение о том, что нам нужно.
Бритое лицо аббата слегка покраснело.
– Россия идет во главе народов на великий подвиг, – ответил аббат. – Народы соединились в одну семью, религии смешались во имя одной великой идеи. Тут нет ни русских, ни немцев…
– Вы так думаете? – насмешливо бросил Новиков.
Аббат ответил легким поклоном, как бы показывая, что он не имеет желания продолжать спор на эту тему.
Сперва увлеченный разговором, Бахтеев вскоре почувствовал скуку.
«Ах, все равно, – думал он, – умирать так умирать! Победа всегда останется победой, во имя чего бы ни была. О чем думать? Броситься в кипень боя и умереть! Видно, такова судьба».
С увлечением ли, без увлечения он поедет на войну – не все ли равно! Он сумеет исполнить свой долг и умрет, если надо, не хуже других.
В настоящую минуту его больше всего интересовала княгиня Ирина. Он не хотел смотреть на нее и невольно смотрел. И вот его поразило странное выражение ее лица. Таким он не видел ее еще никогда. Ни надменности, ни холодности не выражало это лицо. Оно было кротко, умиленно. Слезы стояли в прекрасных глазах Ирины. Она была похожа на растроганного ребенка. И эти глаза смотрели на отца Никифора, а в выражении лица этого пророка салона графини Напраксиной Бахтееву виделось что‑то хищное и сладострастное, устремленное на прекрасное, склонявшееся перед ним лицо.
Это зрелище было тягостно для Льва Кирилловича.
Повинуясь невольному порыву, он круто повернулся и направился к кружку Напраксиной.
VI
Его приближение заметила княгиня Напраксина и с улыбкой кивнула ему головой. Это движение было замечено окружающими. Княгиня Ирина подняла глаза, слегка покраснела, потом нахмурилась, и лицо ее мгновенно привяло холодное обычное выраженье.
Отец Никифор острым взглядом окинул фигуру молодого князя.
Лев Кириллович сразу подошел к Ирине.
– Здравствуйте, княгиня, я давно здесь, но не смел нарушить вашей благочестивой беседы, – сказал он с иронией, целуя ее руку.
– Однако нарушили, – стараясь под улыбкой скрыть свое недовольство, ответила княгиня.
Напраксина представила Бахтеева остальным дамам и, обратившись к отцу Никифору, сказала:
– Вот, батюшка, герой прошлой войны и будущей. Он едет на войну.
Бахтеев едва склонил голову, стоя молча и пристально смотря на лицо этого странного пророка.
Отец Никифор тоже несколько мгновений смотрел на него и потом, вдруг улыбнувшись, ласково сказал:
– Здравствуй, здравствуй, миленький. Так на войну? С Богом! Иди, иди, вернешься здоров… День наступает – день сей Господа Вседержителя, день отмщения врагам, и пожрет их меч Господень и насытится и упьется кровью их, яко жертва Богу в земли полунощной….
Последние слова отец Никифор произнес с диким воодушевлением.
Бахтеев невольно вздрогнул.