Праги в пенсионерском клубе «Пражская весна» имелся лишь нарисованный во всю стену Карлов мост. И пиво. От весны – побеги искусственной жимолости по-над мостом. Оно и понятно, почему зелень была искусственной. Настоящая от шума увяла б в шесть секунд.
В клубе все грохотало. От музыки, натурально, дрожали стены и потолок. Звуковая волна равномерно била по ушам.
Когда Ленчик появился на пороге, к нему обратилось множество заинтересованных женских взоров: и его ровесниц в соблазнительных топиках, и ровесниц его мамани в не менее откровенных маечках. На первых еще можно было посмотреть. Вторые являли собой, в своих попытках ухватить кусочек субботнего счастья, довольно жалкое зрелище. Мужчин в клубе традиционно наблюдался дефицит, и каждый новый представитель сильного пола встречался с жадным любопытством.
Ленчик заметил тетку Катюшу. Она на Ленчиково явление никакого внимания не обратила. Сидела себе за столиком с какой-то овцой, полненькой, очкастой, ее же возраста – явной домохозяйкой. Девушки потягивали коктейли ядовито-синего цвета и увлеченно беседовали, подавшись друг к другу и пытаясь перекричать гром музыки. Ленчику пришлось подойти к самому столу Катерины, прежде чем тетка заметила его.
– О! Ленчик! – прокричала она. – Садись!! Заказать тебе пива?!
– Нет!! – проорал юноша в ответ. – Я за рулем!!
– Тогда – колы?!
– Да!!
– Это, кстати, подруга моей парашютной юности, звать Валентиной! А этот замечательный юноша – мой племянник Ленчик!!
«Замечательный юноша» коротко кивнул «подруге парашютной юности». Из-за громыхания колонок разговаривать не было никакой возможности. Только Кате, тренированной тысячами лекций и миллионами оболтусов-студентов, еще удавалось донести более-менее связную мысль до окружающих.
Явилась кола. Ленчик поблагодарил официантку кивком головы, сделал пару глотков, а Катя проорала ему:
– Давай, пригласи меня танцевать!
Лелик сделал такую рожу, словно вместо колы ему принесли хинин.
– Лелик!! Ты меня обижаешь!!
Тут как раз заиграли олдскульный[4] хит «Отель „Калифорния“, народ на танцполе стал сбиваться в парочки, виснуть друг на друге, и Ленчик с миной мученика встал из-за стола, подал Катерине руку.
– Силь ву пле, мадам.
Они прошли меж столиков, чужих ног и недоприглашенных девиц и выбрались на танцпол.
– Не больно-то мне твои танцы нужны, – проворчала Катя в ухо Ленчика, когда он повел ее в «медляке». – Но как мы еще с тобой поговорить сможем?
– А мне и потанцевать с тобой, тетенька, доставляет большое удовольствие.
– Чего ж ты рожицу тогда кривил?!
– Не люблю, когда на меня глазеют.
И в самом деле, парочкой интересовались многие. Девицы поглядывали на тридцатилетнюю Катю, осмелившуюся кадрить юнца, с нескрываемой злобой. Она, в отместку им, прижалась к Ленчику и прошептала ему в ухо:
– Ну, выкладывай свои новости.
Оказавшись щека к щеке, вести осмысленный разговор было возможно – собственно, в клубах музыка