Умер от разрыва сердца, сидя в собственном кресле. Это тянуло на сенсацию.
Глеб прошел в комнату. Хлам, о котором говорил майор Шатров – это книги, атласы, путеводители и наборы открыток, которыми были завалены стол, тумбочка и полки. На столе в беспорядке валялись компакт-диски. Бад Пауэлл, Лестер Боуи, Джон Колтрейн, Стив Лэси вперемешку с классикой – скрипичными концертами Вивальди, «Музыкальным подношением» Баха. Отдельно лежали два диска Игоря Стравинского – «Регтайм для одиннадцати инструментов» и «Canticum Sacrum», на обложке которого красовался великолепный крылатый венецианский лев, положивший лапу на Евангелие от Марка. Такой же лев, только отлитый из бронзы, хмуро выглядывал из-за початой бутылки водки, стоявшей на барной полке.
Телевизор все еще работал. Взяв пульт, Корсак прибавил звук и принялся прыгать с канала на канал в поисках криминальных новостей. Он попал на самое окончание репортажа. Майор Шатров, в сером мятом плаще и с таким же серым и мятым лицом, сухо говорил:
– Результаты визуального осмотра тела Фаворского и первичной аутопсии указывают на смерть от сердечного приступа. Это все, что я могу сообщить на данный момент.
Одутловатое лицо майора исчезло. Затем на экране появилась высокая темноволосая женщина в светлом пальто. Она вышла из подъезда в сопровождении двух милиционеров. Глаза ее были скрыты за темными очками.
Корреспондент засеменил рядом.
– Госпожа Фаворская, что теперь будет с коллекцией вашего бывшего мужа?
– Без комментариев, – бросила женщина через плечо и скрылась в бежевом «Пежо».
На этом репортаж закончился.
Глеб сел в кресло и запустил пятерню в волосы. Дело и впрямь попахивало сенсацией. Эх, Витя, Витя, как же ты умудрился помереть? И таким молодым. Все считали тебя жутко удачливым сукиным сыном, настоящим счастливчиком. А теперь ты лежишь на железном столе морга, и опухший после бурного воскресенья патологоанатом роется в твоих внутренностях, роняя на них пепел со своей вонючей сигареты.
Посидев пару минут в задумчивости, Корсак протянул было руку к телефонной трубке, но передумал. Вместо этого он взял со столика колоду карт, перетасовал, положил колоду на левую ладонь и тихо произнес – словно заклинание:
– Крести.
Выждав несколько мгновений, будто для того, чтобы магическое слово достигло ушей того, кому предназначалось, Корсак снял с колоды верхнюю карту и перевернул. Бубновый валет. Корсак чертыхнулся, швырнул колоду на стол и взялся за телефон.
Голос секретарши был мелодичным и приветливым:
– Добрый день! Я вас слушаю!
– Здравствуйте. Могу я поговорить с Туруком?
– Как вас представить?
– Глеб Корсак.
– Одну секунду.
В трубке заиграла тихая музыка.
– Ког’сак, вы? – Голос у главного редактора «Последних вестей» Турука был хриплый и картавый, как у старого ворона.
– Здравствуйте, Валерий Николаевич!
– Добг’ый день. Давненько вас не было слышно. Зная, что пг’осто так вы никогда не звоните, пг’едполагаю, что у вас для меня есть что-то жутко