объяснил ей, что и брат его недавно умер, и все это оказалось вполне, число в число, верно. Этот бедный человек был при жизни горький пьяница и, если верить показаниям его, по смерти был наказан мучительной жаждой, воздаянием за свой грех.
После сеанса Елена Петровна видела его самого и подтвердила это в том же письме, которое она писала в Египте, тогда как человек этот умер накануне в Тифлисе. Надо сказать, что и телеграфов тогда еще на Кавказе не было, если бы и вздумалось кому-либо ими воспользоваться для таких, никому неинтересных сообщений.
II
В 1873 году Е. П. Блаватская уехала в Америку. Англичанин Синнетт[19], ее биограф, в книге «Случаи из жизни мадам Блаватской», утверждает, что у нее уже и тогда «были постоянные психические сношения с ее учителями оккультизма в Тибете и на Цейлоне», что, только послушная их велениям, она всегда готова была к переездам из страны в страну… Прав ли он? Зависит от мнений верующих или скептиков. Но факт тот, что едва она попала в этот рассадник спиритизма, где уже в то время проявлялись феномены материализаций, как все ее письма переполнились скорбью и негодованием по этому поводу. Посещение ею «Коттеджа Вермон» братьев Эдди, о которых полковник Г. С. Олькотт[20] написал целую книгу под заглавием «Люди с того света»[21] кажется, было последним камнем на весах мнения Блаватской о спиритизме. Она начала писать статью за статьёй в американских журналах, указывая опасность медиумизма. Письма ее переполнялись раздражением против злоупотреблений спиритов силами и здоровьем медиумов и людским суеверием.
У братьев Эдди Елена Петровна впервые встретилась с ярым спиритом, полковником американской службы, сражавшимся за свободу невольников, Генри С. Олькоттом, и скоро успела его привлечь к своему мнению. Оба ярые противники материализма, они не отрицали пользы, принесенной огрубевшему в безверии миру, неожиданным вторжением в него спиритизма, но находили, что роль его должна ограничиться обращением общества к вере в «нечто, не снившееся нашим мудрецам»[22], но не ввергать их в другую крайность, – в суеверие и «в вызывание дурных сил, иначе говоря, в черную магию…».
«Какие мы спириты, Бог с вами! – писала она своим родным. Если я примкнула к составляющемуся здесь обществу теософистов – ветви индийского Арийского[23] братства, – именно потому, что они честно борются с предрассудками и с злоупотреблениями лжепророков буквы, жрецов Калхасов[24] и с бреднями спиритов. Мы, пожалуй, спиритуалисты, да и то не на американский, а на древнеалександрийский лад…».
Вскоре в американских газетах стали появляться похвалы её статьям. Разбор ее печатной полемики с профессором Хаксли[25], проповедником материализма, наделал шуму. В то же время она задумала писать свой первый ученый труд «Разоблаченная Изида». В письмах же ее начали все чаще и решительнее появляться намеки, что не ей принадлежит то, что она пишет; что сама