укрытой от материнского взгляда розовым вечерним туманом.
Осень уже устала гадать на удачу в погоде, обрывая листья. Сухие, хрустящие листья. Удача – штука странная. Неоднозначная, оттого, наверное, и гадание получается столь длительным и ненадежным. Дождей нет, для путейцев это хорошо. Длинная плеть рельсов в низине изрядно попорчена временем. Работы много, и выполнять ее под ледяным ноябрьским ливнем, переходящим в снегопад, трудно и даже мучительно.
А каково селянам? Хлеб толком не налился, колоски без влаги остались тощими и низкими, яровые во всем Краснохолмском уезде нехороши. Теперь гибнет в сухой земле озимь… После единственного дождика пошла было в рост – и надорвалась, зачахла, сгорбилась. Вдвойне ужасно то, что рядом, на другой стороне насыпи, в нескольких верстах, замокает белолесский овес. Уже и магов звали, и телеграмму в столицу отправляли – нет ответа и нет избавления от напасти с погодой. Удача густа дважды, и оба раза тон ее темен. Селянам остается лишь вздыхать.
Саня взбежал по насыпи, напоследок махнул рукой Олегу, зазывая в гости на вечер, и побрел домой, шаркая подметками по гравию. Приятный звук, отчетливый. К тому же так можно двигаться гораздо медленнее. А домой идти не хочется, там лежат толстенные книги, убивающие одним своим видом. Кто мог предположить полгода назад, чем обернется доброта дедушки Марка? Да все тем же – спорной удачей, полосатой! Что бело для колледжа и полезно для будущего, то черно своей изнанкой, каждодневным трудом. Думал ли он, что придется бороться с нелюбимой математикой? Да ладно бы одна она! Привык, даже нашел интересной – отец помог. Так с лета стало еще хуже: ректор прислал новые учебники и программу занятий. Он, видите ли, полагает, что настоящий маг обязан знать основы медицины и психологии. Так эти «основы» весят килограммов семь! Спасибо Олегу, не предал и не бросил друга. Ловит несчастных лягушек и сам их режет вместе с Саней. Ему даже нравится. Он наспех пролистал самую тоненькую книжку и пришел к выводу, что его отца, погибшего под осыпью гравия, можно было спасти. Если бы в поезде имелся настоящий врач, само собой. Теперь Олег убежден, что такой врач будет. Для людей это жизнь. А вот лягушкам – смерть…
– Уроки сделал? – уточнила мать, указывая на полотенце. – Ведь вижу – не сделал.
– Я сейчас займусь.
– Саня, тебе уже восемь, – строго и серьезно сказала Лена. – Ты дал господину Юнцу слово, даже не спросив моего мнения. И что, твое слово на поверку – пустой звук?
Лена заинтересованно изучила виновато склоненную макушку. Улыбнулась, добавила полполовника борща в большую тарелку. Жаль ведь пацана. Из кожи вон лезет, чтобы выучиться и поступить в настоящий столичный колледж. Ей ли не знать: сын высчитал еще в начале лета, едва получил первые книги, что должен сдать экзамены исключительно на «отлично». Тогда ему выделят стипендию, которой хватит на оплату пробного семестра для Олега в школе при медицинском колледже. Иных возможностей стать врачом у мальчика нет и никогда не будет. Вот и возвращаются