плато, озера и речные системы. Население было еще более пестрым. Оно состояло из людей с «разным происхождением, этническими корнями, языками, традициями, верованиями и политическим развитием»[6]. Галатия получила свое название от наименования племени, проживавшего в этой области; до IV века там все еще говорили на галльском языке[7]. Лука упоминает язык Ликаонии, на котором говорили жители Листры (Деян. 14:11). В Малой Азии было достаточно много евреев[8]. Евреи из Каппадокии, Понта и Асии также находились в Иерусалиме во время праздника Пятидесятницы и слышали проповедь Петра (Деян. 2:9). Те из них, кто обратился в христианскую веру, вернувшись в свои провинции, вполне могли начать распространять там Евангелие.
Если распространение христианской веры в этих регионах проходило по схеме миссионерской политики Павла, мы можем предположить, что первые церкви были основаны в городских центрах и что верующие евреи (наряду с последователями иудаизма из язычников [ «боящиеся Бога»]) образовывали первоначальное ядро многочисленных домашних церквей и общин. Значительную часть населения, однако, составляли крестьяне, центр Малой Азии был усеян множеством поселений различных племен, куда практически не доходила римская культура[9]. Христианское благовестив впервые нашло активный отклик именно среди этих малоазийских племен. Драматические события, происшедшие с Павлом и Варнавой в Листре, отражают своеобразие восприятия Евангелия в районах, которые весьма мало затронул дух эллинизма (Деян. 14:8—18).
Хотя мы и не знаем в точности, какие «массы людей» или слои общества фигурировали среди христиан Малой Азии, нас поражает то ощущение единства, которое приносило с собой Евангелие. Столь же разные, как и их окружение, эти люди стали новым народом Божьим, братством, избранным народом, рассеянным по миру (1 Пет. 1:1; 2:9,10,17; 5:9).
Проникновенные слова Петра о Церкви позволяют сделать вывод, что апостол обращается ко всей Церкви, а не к какой-то отдельной группе христианского сообщества. Он пишет не только к тем, кто был «пришельцем» в этих землях в прямом смысле[10], не только к верующим иудеям. Последнее соображение долгое время оставалось предметом спора. Если Петр писал к новообращенным иудеям, то очевидно, что это были иудеи, которые давно отошли от своих заповедей, поскольку он говорит о «суетной жизни, преданной вам от отцов» (1:18), и о порочности их образа жизни, состоявшего в том, что они «поступали по воле языческой, предаваясь нечистотам, похотям (мужеложству, скотоложству, помыслам), пьянству, излишеству в пище и питии и нелепому идолослужению» (4:3). Если такими словами описываются иудеи, то каким же было их падение! Но даже если они вели образ жизни совершенных язычников, едва ли Петр сказал бы, что такой образ жизни был передан им от их отцов[11]. Тем более непонятным казалось бы удивление соседей-язычников по поводу того, что отступившие от своей веры евреи вернулись к нравственным заповедям иудаизма