– выдумка дикаря Патагонца»,
Когда на памяти, в придворном шлафоре
По Веймару разгуливало солнце.
Лучи свои спрятало в лысину
И скромно назвалось Geheimrath’om,
Но ведь из сердца не выкинуть,
Что он был лучезарным и великим братом.
Кому же и быть тайным советником,
Как не старому Вольфгангу Гёте?
Спрятавшись за орешником,
На него почтительно указывают дети.
Конечно, слабость: старческий розариум,
Под семидесятилетним плащом Лизетта,
Но всё настоящее в немецкой жизни – лишь комментариум,
Может быть, к одной только строке поэта.
Лизетта… Ульрика… что-то юное и благоухающее… ступенька к ушедшей молодости… жажда возрождения… и ясное понимание, что это всего лишь иллюзия… возможно лишь то, что возможно, а это… И как писал Петр Вегин в стихотворении «Любовь старого Гёте»:
Кончено, милая, кончено.
Судьбу не перехитрить.
Ты мне годишься в дочери —
как мне тебя любить?
Имя твое многоточием
я заменю в стихах…
Но я не помню – как дочек
держат отцы на руках.
Небезошибочно Время.
Я не могу быть отцом.
Но молит она на коленях:
«Останься моим певцом!»
Он и остался. Отсюда и «Мариенбадская элегия».
Финальный и несколько скандальный аккорд
О Гёте существует множество книг, но в основном апологетических. И в этой связи весьма любопытна оценка великого олимпийца, которую дал Фридрих Энгельс. Он отмечает большую противоречивость немецкого поэта и мыслителя:
«Так, Гёте то колоссально велик, то мелок; то это непокорный, насмешливый, презирающий мир гений, то осторожный, всем довольный, узкий филистер».
Писателя Леонида Жуховицкого, когда он был в Веймаре и задал заместителю директора национального музея Гёте стереотипный вопрос «Кто ваш любимый немецкий поэт?», весьма удивил ответ: «Клейст… Гёльдерлин…»
– А Гёте? – не унимался Жуховицкий. Ответ был следующий:
– Нет. Поэт не должен идти на компромисс. Он должен жить как Клейст, как Гёльдерлин, как Шиллер…
Вот так. Всем великим и кандидатам в великие выпадала горькая судьба: безвестность вначале, материальная нужда, насмешки и подножки коллег, борьба с сильными мира сего, малые гонорары и большие долги и в конце жизни – полное или частичное забвение. Ничего подобного Гёте не испытал. Если исключить несколько несчастных увлечений в молодые годы, то он счастливчик, да и только. А счастья без компромиссов не бывает.
Что касается высказывания Энгельса, то, на мой взгляд, каждый человек, а тем более великий, должен быть разнообразным и многогранным и свободно перетекать из одного состояния в другое, в зависимости от ситуации и жизненных обстоятельств, настроения и, разумеется, возраста. Неизменны лишь мраморные изваяния. А Иоганн Вольфганг Гёте – вечно живой и с