Я и сам, кстати, там живу. А к Никитке мы приставили няню. У меня работает на этаже горничная, очень старательная бабуля. Я оставлю ей для уборки только мой номер и ваш, она у меня уже прошла проверочку. Остальное время она будет присматривать за мальчиком. Вам ее услуги обойдутся абсолютно бесплатно. Итак?
Ксению испугалась. Куда она денется с Никиткой? Ее нигде не ждут. Будь она одна, другое дело. Ксения налила себе еще коньяка и залпом его выпила. Легкое кружение головы притупило остроту дилеммы, перед которой она оказалась: быть выброшенной вместе с ребенком на мороз или принять предложенные условия. Третий выход, такой простой и очевидный – остаться в санатории и вступить в борьбу с главным – казался ей немыслимым. Тиран в обличье добренького Айболита все равно осилит ее. Выбросит ее вещи на улицу, подпишет приказ об увольнении. Кому она пойдет жаловаться? Он здесь царь и бог!
Ксения выдохнула, сосчитала до десяти и вновь посмотрела на доктора Жарковского, но теперь совсем иным взглядом. Нет, он вовсе не был квашней и стариком. Живот его, нависающий над брючным ремнем в распахнутой створке врачебного халата, был обтянут тонкой дорогой сорочкой: белой в синюю полоску. Накрахмаленный врачебный колпак прикрывал плешь на темени и придавал толстяку роста. Жарковский доброжелательно, без всякой угрозы улыбался, обнажив идеально белые вставные зубы. «Нет, он не сможет выбросить нас с Никиткой на улицу, он просто пошутил», – подумала Ксения. Жарковский был спокоен, взгляд его был чист и незамутнен. Она почувствовала доверие к сильному, уверенному в себе мужчине.
– Мы поладим, Ксюша, – поймал ее взгляд главврач и, обняв ее за плечи, помог подняться со стула. Он подталкивал ее к объемному, мягкому дивану, занимающему треть кабинета.
Ксения не видела, как Жарковский расстегнул ремень на животе, как он разомкнул молнию на ее собственной юбке – глаза ее были крепко зажмурены от страха и стыда. Детский прием: зарыть по-страусинному голову в песок – помог ей принять неизбежное.
В феврале в санатории наступили черные дни. Даже льготники отказывались от бесплатных путевок, опасаясь сильных морозов. Плохо отапливаемые корпуса насквозь продувались ветром, на окнах и на стенах лежал иней. Зима била все рекорды по холоду. Приехавшие старики мерзли, простужались, болели. Многие не вставали с постели. На прием к физиотерапевту приходили считанные единицы, да и тем немногим Ксения мало чем могла помочь: оснащение физиокабинетов устарело и вышло из строя. Приняв утром несколько больных, она в томительном безделье дожидалась конца приема.
Иногда к ней заглядывал Жарковский, она как должное принимала его визиты, смирившись с привычной ролью жертвы. Но бывали времена, когда главврач на несколько дней уезжал в Петербург. Он обивал пороги кабинетов и комитетов, пытался перевести активы госпредприятия в возглавляемое им акционерное общество. По сути, Жарковский давно был хозяином санатория, но теперь желал узаконить этот факт. Помимо юридических дел, у него в Петербурге были и личные заботы. Изредка он навещал свою парализованную жену, обитающую в городской квартире