Одежда, мебель, дома – все ауто… как его… короче, как тогда было.
– А мы как тут оказались? – поинтересовалась Маша. – Мы же возле Кремля были!
Мишка выразительно посмотрел на блондинку. Он хотел этим взглядом сказать: «Я что, во всем должен один разбираться?! Сама пошевели извилинами», – но Маша его не поняла. Она продолжала смотреть на него требовательно и нетерпеливо.
– Не знаю! – не выдержал Мишка. – Сейчас спросим!
Очень кстати у избушки возник мальчонка лет пяти.
Сначала он вылупился на Мишу, икнул от страха, потом так же уставился на Машу. Присутствие девушки мальчика немного успокоило, и он поклонился ей в ноги.
Маша нервно хихикнула.
– Э, пацан, – начал Мишка, – хватит. Слышь, мы тут заблудились, скажи, как до Москвы доехать.
Мальчик икнул еще раз и затрясся.
Маша подошла к нему, уселась на корточки и тихо попросила:
– Слушай, ты очень круто играешь. Но мы тут, правда, случайно. Скажи, где вы машину оставили. Где дорога?
Мальчик смотрел прямо в глаза Маше, но в них не отражалось ничего, кроме благоговения.
– Ты можешь говорить? – спросила Маша и повернулась к Мише: – Он немой, похоже.
И тут «немой» мальчик заголосил. Из длинной речи удалось вычленить только «Прасковья», все остальное слилось в едином потоке звуков.
Травница выскочила из хатки, схватила туесок и кивнула Маше.
– Пойдем пособишь.
– Куда?
– К Пелагее.
– Зачем?
– Идем, – шепнул Миша, – может, там кого встретим.
– Ты – нет, – отрезала Прасковья и решительным шагом пошла за мальчишкой, который шустро бежал между деревьями.
Миша выразительно развел руками и уселся на бревно. Маша потащилась следом за травницей.
Оказывается, совсем недалеко была деревня. Если, конечно, можно назвать деревней эти вросшие в землю крохотные домики.
Сначала Маша глазела по сторонам, потом опустила глаза вниз и быстро семенила за Прасковьей, потому что с каждой минутой ей становилось все страшнее. Эти ролевики явно безумны! Натурализм натурализмом, но есть же какие-то пределы! Главное – дети, сами-то ладно, но детей жалко. Эти странные чумазые существа, одетые в длинные рубахи… Босые, замерзшие!
– Пришли, – Прасковья свернула во двор и споро занырнула внутрь дома.
Маша протиснулась в избу, согнувшись в три погибели. Темно. Душно. Воздух спертый, влажный, жаркий.
Пока Машины глаза привыкали к мраку, а сама она боролась с тошнотой, Прасковья успела разложить на столе свои корешки.
– Если не родит до ночи – помрет, – спокойно сказала она.
– Что? – подскочила Маша.
– Пелагея. Уже два дня мучается.
– Где? – тупо спросила Маша.
Из груды тряпья в углу раздался нехороший стон.
Машу прошиб холодный пот.
– Вы что тут, совсем с ума посходили? Вызывайте «скорую» немедленно! Где телефон?
– Тихо, – сказала Прасковья, – мудрено говоришь, не разумею.
– Да хватит прикидываться!