вашему общению. А ты не грузись, будь настойчивей. Девчонки любят раскованных парней. Ну, порази ее чем-нибудь – включи хорошую музыку, у тебя же есть, навешай лапши на уши, стихи, скажем, почитай.
– Какие стихи?
– Ну, например, Вертинского. Был такой бард в начале двадцатого века: «Любовью болеют все на свете. Это нечто вроде собачей чумы…» и так далее. Я тебе подброшу книжку, если хочешь.
– А тебе не жалко? – Сашка вцепился в рукав друга, словно клещ.
– Что? Книжку? Ты же вернешь!
– Нет, Дашку терять, – с досадой пояснил приятель.
Кир хмыкнул.
– А что, скажи, тебе и вправду та малолетка нравится? Лохматая такая? – продолжал допытываться Санек.
– Что за малолетка? – голос Кира прозвучал холодно и напряженно.
Я обрадовалась тому, что стою, опираясь спиной о колонну, и все же почувствовала странную слабость в коленках. Не будь этой стены, я бы, как дура, с грохотом рухнула на пол.
– Такая темненькая. На класс ниже учится, молчит все время и только глазами зыркает, – несколькими словами, зато достаточно точно нарисовал Саша мой собственный портрет.
– Вероника? – Кирилл отвернулся. Мне не было видно его лица, хотя я многое отдала бы за возможность взглянуть ему в глаза. – Мы с ней раньше в музыкалку вместе ходили. Разумеется, не нравится. С чего ты взял?
Я почувствовала себя так, словно мне изо всех сил врезали локтем под дых. Такое было однажды в метро, когда здоровенный толстый дядечка, выходя из вагона, впечатал мне локтем в живот и пошел дальше, не заметив, а я осталась стоять с раскрытым от боли ртом, не в силах вздохнуть. Сейчас, наверное, даже больнее, хотя такие вещи тяжело сравнивать.
Глаза застилал противный серо-розовый туман, уши заложило. Я не знаю, как все-таки удержалась на ногах и не сползла по стеночке на грязно-желтый пол, истоптанный множеством ног.
Когда перед глазами немного прояснилось, Кирилла и его приятеля не было. Холл оказался пуст. Кажется, я пропустила звонок, умудрившись вообще его не услышать.
«Ты дура! – сказала я себе. – Самая настоящая дура!»
Чего еще можно было ожидать? Как вообще можно было напридумывать черт знает что, исходя из одной случайной встречи? Тогда, на улице, Кирилл наверняка даже не заметил меня.
Я сжала руками пылающие щеки. Боже, какой позор! Как хорошо, что никто не может прочитать мои мысли, иначе надо мной смеялась бы вся школа. Но я-то сама знаю, что являюсь законченной идеалисткой и распоследней дурой. Мама права: я слишком много читаю, и это, увы, не идет мне на пользу.
Как ни странно, от констатации этого печального факта мне немного полегчало, и я нашла в себе силы выползти из своего угла.
Я с самого начала знала о Кирилле все, не заблуждалась относительно его отношения ко мне. И тогда, на концерте, он подошел, лишь повинуясь чувству уязвленного тщеславия, по нему было видно. В общем, я правильно оценила Кира, но затем почему-то придумала, будто это не так, тешась иллюзиями. Мне было приятно идти с ним по одной улице, и,