был не способен. Оставался единственный выход – всучить злосчастную Ладу соседке, которой, как вы понимаете, и была Александра Егоровна. Просить о чем-нибудь таком Сапрыкину было бы сущим безумием, тем более что Зойка недавно из-за какой-то ерунды схлестнулась с Маргаритой Сергевной, и дело дошло до матюков и чуть ли не до рукоприкладства, да и про себя Леха узнал много неожиданного и обидного, пока оттаскивал багровую супругу под насмешливые крики Тюремщицы…
– Здравствуй, баб Шура.
– Да уж видались сегодня.
– Баб Шур…
– Чего, Леш?
– Тут такое дело… Мы сегодня уезжаем… и это… Ну, в общем, мы собаку… ну, в город взять не можем!
– А что это так?
(Ох, ехидничала Александра Егоровна, все ведь она слышала, весь харчевниковский скандал, во всяком случае все, что провизжала Зойка.)
– Ну, нет условий.
– Угу. Без условий и впрямь куда ж…
– Так я вот что подумал… Может, ты ее это… до лета только… может, взяла бы?
– Да ты что, Леш? Нет, зачем же мне собака. Мне этого не надо, куда она мне.
– Да она послушная, хорошая. Ласковая такая… Корма я бы оставил почти целый вон мешок.
– Да не хочу я. Ни к чему это… Собак только мне чужих не хватало еще!
– А я б заплатил, баб Шура, вот, – капитан торопливо стал тащить из заднего кармана чересчур тесных для его курдюка брюк толстый бумажник.
– Дане нужны мне твои деньги… Вот еще новости… Ой, а что это? Доллары?
– Да нет, баб Шур, нормальные рубли, какие доллары… Вот видишь – пять тысяч.
– Ишь ты!
Егоровна с детским любопытством смотрела на невиданную красную бумажку в Лехиной ручище. Пять тысяч! Легко сказать! И зашептал ей на ушко бесенок-соблазнитель, и встали перед внутренним ее взором черные лакированные туфельки-лодочки, какие купил Сапрыкиной богатый дальневосточный сын, и защемила сердце тайная, несбыточная и грешная мечта. И то сказать – совсем ведь никакой приличной обувки у Егоровны не осталось, даже стыдно в таком рванье ходить, особенно летом, на людях. А с другой стороны – чего уж ей форсить-то. А вот утюг новый неплохо было бы купить, заместо перегоревшего, а то замучишься ведь на печке-то его разогревать…
– Ну так что, баб Шур? Я приведу, собачку, а?
– Приведу… Ишь ты, быстрый какой… Только в дом не пущу, так и знай! Она там и Барсика еще задерет. Вон от Цыгана конура осталась, там пусть и зимует, ничего ей не сделается.
– Да конечно, конечно! Ничего страшного, она же вон меховая какая! И она не кусачая совсем, ласковая!
– Ни к чему мне ее ласки… Ласковая… До лета пусть живет. Гляди, Лешка, только до лета!
– До лета, до лета, баб Шура! А то жалко все-таки… Ох, спасибо тебе, выручила. Прям тяжесть свалилась с плеч.
– Тяжесть-то твоя, она при тебе остается, – еще раз съехидничала Егоровна, но капитан сделал вид, что не расслышал и не понял.
5. СОПЕРНИК
Я все перескажу: Буянов, мой сосед;
Имение