предупредила, что уезжает. Да и если бы в больницу легла, сказала бы, не мне, так Юльке. А вам она зачем? – задала женщина вполне разумный вопрос.
Мы с Женькой печально переглянулись.
– Все дело в письме, – вздохнула я. – Она написала, что ее преследуют, и мы подумали…
– Преследуют? – соседка взглянула с сомнением. – Уж не знаю. С одной стороны, вроде чепуху болтает, а с другой… Куда ж ее нелегкая унесла? – буркнула она с досадой.
– Вы поподробнее расскажите об этой самой чепухе, – жалобно попросила Женька.
– Ну… началось все месяц назад, может, чуть больше. Заходит она ко мне вечером и говорит: «Ваза у меня разбилась, мамина». Я посочувствовала, жалко, конечно, вазу, а она сидит смурная и вдруг говорит: «Как ваза могла разбиться?» Что значит – как? Обычно. Небось рукой задела или толкнула ненароком. А она – нет, говорит, я пришла, а ваза у комода лежит, то есть не ваза, а осколки. А комод-то возле окна. Вот я и говорю: форточка у тебя открыта, подул ветер, ну и вышло дело. Она как будто со мной согласилась, но с той поры взяла за моду все примечать. И началось. То у нее шкатулка не там стоит, то лампу передвинули. Потом волосок на дверь прикрепила, как шпионы в кино. В общем, решила, что кто-то в ее комнате шарит.
– У нее есть какие-то ценности?
– Да откуда? Всю жизнь в библиотеке. Муж особо много тоже не зарабатывал. А потом, не говорила она ни разу, что, дескать, что-то пропало. Да и чему пропасть? Если только телевизор уволокут. Допустим, Зойка по пьяному делу деньги искала, хотя за ней подобного не водится. Вот я и решила, что Машка сбрендила. А она настаивает, уперлась как осел, господи, прости…
– Подождите, если я правильно поняла, в квартиру постороннему проникнуть не просто, раз кто-то из соседей постоянно здесь находится? – уточнила я.
– Вовсе нет. Я с правнуком сижу. Каждое утро ухожу на четыре часа, у внука жена работу оставить не может, а ребеночек маленький, в ясли его пока не берут, да и отдавать жалко. Юлька в техникуме, Зойка если не в запое, то вообще весь день на работе, ее почему и держат-то, она ведь безотказная и работящая, если б не эта ее дурь… о чем это я? Ах да… в общем, с утра и часов до трех Машка здесь одна хозяйничала, оттого меня обида и взяла на ее слова. Кто и когда к ней в комнату полезет, раз только она в квартире с утра до вечера? А теперь уж и не знаю. Вдруг и вправду чего, куда-то она ведь делась? – Женщина задумалась, глядя в окно, кот потянулся, а Женька вздохнула.
– Значит, у вас нет догадки, куда соседка могла уехать? – вяло молвила она. Петровна кивнула, и мы направились к двери, если честно, то я с неохотой. Странное дело, теперь я была уверена, что найти Кошкину необходимо, хотя бы для того, чтобы убедиться: она жива и здорова, а письмо не более чем ее разыгравшееся воображение.
– Предчувствие у меня, – тихо сказала Петровна. – Третий день сердце болит… еще как на грех разругались.
Женьке, с одной стороны, болтовня уже наскучила, но с другой – в ней крепло чувство, что сделать что-то необходимо, раз уж нелегкая принесла нас сюда, и, вздохнув, она поинтересовалась:
–