а так всесторонне и глубоко, как она того заслуживает. Это – естественно, ибо такое исследование – не в интересах эксплуататоров труда, которые, превращая энергию масс – как некое сырьё – в деньги, в данном случае, конечно, не могли повышать ценность сырья. Начиная с глубокой древности, от времени деления людей на рабовладельцев и рабов, живой силой трудовых масс пользовались – и пользуются – так же, как мы теперь пользуемся механической силой течения рек. Первобытные люди изображались историками культуры как философствующие идеалисты и мистики, творцы богов, искатели «смысла жизни». Первобытному человеку приписывалось настроение Якова Бёма, сапожника, который жил в конце XVI – начале XVII века и между делом занимался философией, весьма любезной буржуазным мистикам; Бём учил, что «человек должен размышлять о небе, о звёздах и стихиях, и о тварях, которые произошли из них, также о святых ангелах, о дьяволе, о небе и аде».
Вы знаете, что материалом для истории первобытной культуры служили данные археологии и отражения древних религиозных культов, а пережитки эти освещались и рассматривались под влиянием христианско-философской догматики, которая не чужда была и атеистам-историкам. Это влияние совершенно ясно в теории надорганического развития Спенсера, и не только у него, – оно не чуждо и Фрезеру и всем другим. Но никто из историков первобытной и древней культуры не пользовался данными фольклора, устным творчеством народа, показаниями мифологии, которая в общем является отражением явлений природы, борьбы с природой и отражением социальной жизни в широких художественных обобщениях.
Крайне трудно представить двуногое животное, которое тратило все свои силы на борьбу за жизнь, мыслящим отвлечённо от процессов труда, от вопросов рода и племени. Трудно представить Иммануила Канта в звериной шкуре и босого размышляющим о «вещи в себе». Отвлечённо мыслил человек позднейшего времени, тот одинокий человек, о котором Аристотель в «Политике» сказал: «Человек вне общества – или бог или зверь». Будучи зверем, он иногда заставлял признавать себя богом, но как зверь послужил материалом для создания многочисленных мифов о звероподобных людях, так же как первые люди, освоившие лошадь для верховой езды, дали основание мифу о кентаврах.
Историками первобытной культуры совершенно замалчивались вполне ясные признаки материалистического мышления, которое неизбежно возбуждалось процессами труда и всею суммой явлений социальной жизни древних людей. Признаки эти дошли до нас в форме сказок и мифов, в которых мы слышим отзвуки работы над приручением животных, над открытием целебных трав, изобретением орудий труда. Уже в глубокой древности люди мечтали о возможности летать по воздуху, – об этом говорят нам легенды о Фаэтоне, Дедале и сыне его – Икаре, а также сказка о «ковре-самолёте». Мечтали об ускорении движения по земле – сказка о «сапогах-скороходах», освоили лошадь; желание плавать по реке быстрее её течения привело к изобретению весла и паруса; стремление убивать врага и зверя издали послужило мотивом изобретения пращи, лука, стрел. Мыслили о возможности прясть и ткать в одну ночь огромное количество материи, о возможности построить в одну ночь хорошее жилище, даже «дворец», то есть жилище, укреплённое против врага; создали прялку, одно из древнейших орудий труда, примитивный, ручной станок для тканья и создали сказку о Василисе Премудрой. Можно привести ещё десятки доказательств целесообразности древних сказок и мифов, десятки доказательств дальнозоркости образного, гипотетического, но уже технологического мышления первобытных людей, возвышавшегося до таких уже современных нам гипотез, как, например, утилизация силы вращения земли вокруг своей оси или уничтожение полярных льдов. Все мифы и сказки древности как бы завершаются мифом о Тантале: Тантал стоит по горло в воде, его мучает жажда, но он не может утолить её, – это древний человек среди явлений внешнего мира, не познанных им.
Не сомневаюсь в том, что древние сказки, мифы, легенды известны вам, но очень хотелось бы, чтоб основной их смысл был понят более глубоко. Смысл этот сводится к стремлению древних рабочих людей облегчить свой труд, усилить его продуктивность, вооружиться против четвероногих и двуногих врагов, а также силою слова, приёмом «заговоров», «заклинаний» повлиять на стихийные, враждебные людям явления природы. Последнее особенно важно, ибо знаменует, как глубоко люди верили в силу своего слова, а вера эта объясняется явной и вполне реальной пользой речи, организующей социальные взаимоотношения и трудовые процессы людей. «Заклинаниями» пытались действовать даже на богов. Это – вполне естественно, ибо все боги древности жили на земле, являлись человекоподобными и вели себя так же, как люди: доброжелательно в отношении к покорным, враждебно – к непослушным, были – как люди – завистливы, мстительны, честолюбивы. Факт человекоподобия богов – одно из доказательств в пользу того мнения, что религиозное мышление возникло не из созерцания явлений природы, а на почве социальной борьбы. Вполне допустимо думать, что сырьём для фабрикации богов служили «знатные» люди древности, – Геркулес, «герой труда», «мастер на все руки», был в конце концов возведён на Олимп, в среду богов. Бог в представлении первобытных людей не был отвлечённым понятием, фантастическим существом, но вполне реальной фигурой, вооружённой тем или иным орудием