Бурин. – Тогда уж не уйдешь.
И Горька понял, что отряд «Синяя молния» ничуть не огорчен его, Горькиным, бегством. Наоборот! Можно теперь устроить охоту! Обложить, как волка флажками!
Все на одного, да?
– Ладно, – сказал Горька со стремительно выросшей обидой. – Я думал, вы всегда за справедливость, а вы… тогда ладно… Я с вами воевать не хотел, а теперь буду.
– К «Тиграм» перебежишь? – серьезно спросил Сашка. – Они перебежчиков не берут.
– На фиг мне нужны «Тигры», – отрезал Горька. – А с вами у меня война. Еще посмотрим, кто кого.
И он пошел со двора, решительно махая сумкой.
Каменистая дорожка вела мимо тополя, мимо дома, где недавно еще жил Юрий Григорьевич. Горька поднял глаза к растворенному окну на третьем этаже. И сразу – будто включился незаметный магнитофон – Горьку настигло воспоминание о глуховатом и добром голосе:
– Хороший ты человек, Горислав Геннадьевич. Только характер у тебя слегка извилистый…
«Такой уж…» – виновато отозвался Горька.
«А ты выпрямляйся».
«Как?»
«Реже убегай, чаще дерись…»
«С кем? С отцом, что ли?»
«С жизнью… В шахматы сыграем?»
«Да ну… Вы меня опять обыграете».
«Ну и что? За битого двух небитых дают».
«Да за меня уже трех можно…»
Когда Юрия Григорьевича хоронили, отец сказал Горьке:
– Сиди дома. Нечего путаться под ногами у людей.
Горька не посмел ослушаться. Стоял у окна и видел через пространство заросшего пустыря темную толпу у крыльца трехэтажного дома. Издалека толпа казалась неподвижной. Надрывно завыл оркестр. Люди у крыльца колыхнулись. В заднюю дверь серого автофургона вдвинули что-то длинное, красное… Вот и все… И в голове у Горьки не укладывалось, что это событие имеет какую-то связь с Юрием Григорьевичем. Он знал, конечно, что Юрия Григорьевича больше нет, но все равно казалось, что если забраться в развилку тополя и перелететь на подоконник, сразу услышишь:
А-а, Горислав Геннадьевич. Вечерняя птичка залетная… Что, опять ищем убежища?"
«Да нет, я просто так… Можно у вас переночевать?»
«А дома что скажут?»
«Папка на дежурстве, а мама не будет ругаться. Если отца нет, она разрешает…»
«Ну что ж… Тогда поставим чаек…»
Сейчас, проходя мимо трехэтажного дома, Горька увидел в открытом окне, наверху, женщину. Она вешала шторы. Горька сообразил, что приехали новые жильцы. Все мальчишки уже знали, что в квартире Юрия Григорьевича должна поселиться его дочь с мужем и сыном.
С крыльца сбежал на дорожку незнакомый мальчик с большой клеенчатой папкой. Ростом вроде Горьки, стройненький такой, в желтой рубашке с погончиками. Ветер сразу растрепал ему волосы. Мальчик не заметил Горьку. Посмотрел на верхушку тополя, улыбнулся чему-то и зашагал к воротам. Папку держал за угол и на ходу легонько поддавал ногой. Горьке понравилось, как он идет: легко, спокойно. Видно, не было в душе у мальчишки никакого страха. Горька даже позавидовал.