к груди небольшой фанерный ящик. В другой у него был длинный тонкий шест. Красный платок, привязанный к шесту, развевался по ветру, как флаг.
– Пожалуй, искать их надо здесь! – бормотал профессор, поглядывая на тихий пруд у подножия холма.
Он поставил ящик на землю, рядом воткнул шест с флагом и, сбросив шляпу с головы, принялся рвать обеими руками траву.
Нарвав целую охапку, он тщательно прикрыл травой фанерный ящик, потом подошел к шесту, воткнул его поглубже, подергал, качнул вправо, влево. Шест стоял крепко.
– Отлично! – сказал Иван Гермогенович.
Он засунул руку в карман, вытащил маленькую пузатую бутылку. Серебристые пузырьки, поднимаясь со дна бутылки, сталкивались и лопались. Иван Гермогенович разделся, бросил одежду на траву, взял в руки бутылочку с золотистой жидкостью.
– Я думаю, этого хватит вполне! – сказал он.
Посмотрев по сторонам, он грустно вздохнул и, запрокинув голову, выпил залпом все, что было в пузырьке.
– Ну вот и прекрасно! – пробормотал профессор и, размахнувшись, бросил пустой пузырек в пруд.
Некоторое время Иван Гермогенович стоял на месте, задумчиво посматривая на широкие круги, которые бежали один за другим по воде, на свои руки, потом шагнул вниз к пруду и… словно растаял.
Там, где только что стоял большой человек, теперь торчал одиноко длинный шест с красным флажком, а внизу, около шеста, валялась помятая одежда, ботинки и полосатые носки.
Что же стало с профессором?
Проглотив жидкость, он стоял, переступая босыми ногами.
И вдруг все вокруг начало изменяться чудесным образом.
Трава с удивительной быстротой потянулась вверх. Каждая травинка росла, набухала, становилась все толще и выше.
Не прошло и минуты, как вокруг Ивана Гермогеновича зашумел густой лес. Блестящие зеленые стволы обступили профессора со всех сторон. Каждое дерево было похоже на гигантский бамбук.
Высоко над вершинами деревьев тихо раскачивались огромные чаши красных, желтых, голубых цветов, осыпая лес золотой пылью, от которой шел пряный одуряющий запах.
– Ну вот, ну вот, – сказал, потирая руки, Иван Гермогенович, – я так и знал.
В этом удивительном лесу не было мрака и тишины, как в сосновом бору. Не походил лес и на березовую рощу, где листва шумит и шелестит не умолкая.
Нет, это был особенный лес.
Он весь светился, зеленый и солнечный. Голые блестящие стволы стояли на холмах, спускались в овраги. В лесу сияли синие озера, тихо журчали ручьи.
Тишину то и дело нарушали странные шорохи. Казалось, где-то совсем рядом осторожно крались за профессором какие-то звери.
Идти было трудно. Тело царапали острые листья. Иван Гермогенович поминутно проваливался в ямы. Солнце так припекало, что профессору казалось, будто он прогуливается в печке. Почва леса была похожа на поле битвы, изрытое артиллерийскими снарядами.
В густых зарослях то тут, то там висели липкие сети, и нужно было