Авторханов — книжка не посадочная, отпустят… Нотацию прочтет Семен Семеныч, рацею промолотит — и до свидания. Но хорошо если через час отпустят… а если через три? Если вообще утром?.. Кира волноваться станет.
Горькая слюна, набежавшая под язык, самопроизвольно сглотнулась. Неожиданно громко.
— Вы сами отказались к нам, — произнес Семен Семеныч, не оборачиваясь; судя по голосу, усмехался. — Слышите? Предпочли к себе позвать…
— Вот спасибо, что разъяснили, — буркнул Бронников.
Плотные тела сидевших на заднем сиденье справа и слева от него заметно грели… полнокровные ребята. От левого маленько парфюмерило.
Не дождавшись продолжения, Семен Семеныч неопределенно хмыкнул и встряхнул головой.
Больше не говорили.
Что-то маячило на краю сознания… никак не вспомнить. Ах, ну конечно!
— …Я на зов явился.
…Все кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.
Дай руку.
— Вот она… о, тяжело
Пожатье каменной его десницы!
Машина вырулила на Ленинградский проспект, споро пронеслась мимо Белорусского вокзала, погнала к Садовому…
Явился, да. Сволочь такая… «Дрожишь ты, Дон Гуан». Он не дрожит, нет. Даже странно… Впрочем, что странного? Первая — колом, вторая — соколом… Третья легкой пташечкой. Пожатье каменной десницы… Почему кошелку, гады, сразу не посмотрели? И без того знают, что в ней?.. Ну конечно. Как не знать, если Юрец, предатель, сказал. Так, мол, и так, товарищи. А в кошелке у него то-то и то-то… Какие сомнения могут быть?.. Юрий Колчин доложил. За это, глядишь, прощеньице… ему прощеньице ой как не повредит… провокатор!
Свернули в Благовещенский, пошли петлять переулками, пробираясь куда-то к Никитским.
Но как же так?!
Лицо Юрца выплыло из того быстрого чередования тьмы и света, какое всегда сопровождает езду по вечернему городу. Знакомым жестом поправил очки, взглянул серьезно… а вот и усмехнулся ободряюще.
Не может быть!..
Свернули во дворы, обогнули детскую площадку… скрипнули тормоза.
— Прошу.
— Вот уж спасибо… сколько с меня?
Молчат, суки. Типа шуток они не понимают.
Впившись в кошелку (Кирина баба Сима сказала бы: вот уж как черт за грешную душу), выбрался вслед за правым.
Дом неприметный — облезлый двухэтажный особняк. Окна высокого первого этажа зарешечены. И завешены изнутри. Ясное дело, секретничают…
Подвели к крыльцу.
— Спасибо, ребята, — сказал Семен Семеныч. — Теперь уж мы сами. До завтра…
Дверь распахнулась, упал клок света; вахтер посторонился, пропуская: своему хмуро кивнул, Бронникова окинул цепким взглядом.
— Присядьте, — предложил Семен Семеныч.
— Спасибо, постою. Позвонить можно?
— Сейчас, сейчас…
И ускользнул, гад, куда-то.
В другом конце коридора у торцевого окна с широким подоконником трое погогатывали