на путь-дорожку в леса дикие, дремучие, за высокие горы, за далёкие долы, прочь от светлых глаз своих на торжество завистникам. Поговаривали – не без своего тайного государева умысла. Чего уж поделать-то, такова, видать, воля Божья. Везде люди живут, нигде не пропадут, особливо которые со смекалкой да с честью в ладу.
Прижился в Закудыкине и Берёзов, обстроился, хозяйство завёл, дело управил. А как присмотрелись к нему братья-поселяне, проведали про такие его замечательные какчества, собрались мирком да поставили боярина промеж себя старшим, типа атаманом, значит, али воеводою, это уж кому как ндравится. С этого самого времени и пошло Закудыкино в рост, да так, что годков ужо через десяток в диковину стало, что только давеча в этих местах гуляли на вольной волюшке одни токмо медведя да лисицы с куницами. Мудро управлял Берёзов землёй-то этой, поселяне шибкое довольство выказывали боярином. Потому как сыты были и одеты впрок, да деньга водилась, не переводилась, всяк через него свою правду имел да закон Русский знал и чтил. Закудыкино же при нём изменилося лепо. Камень белый по реке доставили да на месте старых, бревенчатых новые из того камня стены выложили, улицы замостили, да взамен деревянной церкви всем миром белокаменный храм-птицу поставили. Загляденье! Лучшие мастера колокола отлили, так что разливался благовест по всей заповедной Закудыкино-Руси. Сам Архиерей Вологодский прибыли тот храм во имя Святаго Воскресения Господня освятить, да заодно по всем улицам, тож вдоль стен крепостных крестным ходом пройтить со псалмами и молитвами да святой водичкой всё то окропить, чтобы, значит, никака беда тех стен не замала. Архиерей у боярина-то Берёзова трапезничать изволили, да землю эту под свой преосвященный догляд взять обещались. А в храме новом своего протопопа службу править поставили.
Соседи кочевые присмирели на долгие годы, луки да стрелы попрятали и души свои поганые[7] в эти места с лихим умыслом казать уж поостерглися, токмо разве что по торговому делу. А торговля в местах тех знатная задалась – лес да пенька, мёд да икра, меха наиценнейшие да камушки самоцветные, а сребра да злата по долам рассыпано было в изобилии. Всё в оборот шло да деньгой в сундуках кованых оседало на благо люду Русскому. Да и казне государевой перепадало немало. Кажному добра хватало, ежели, конечно, кто не ленился, на печи-то лёжучи. Не один на том деле нажил мошну. И всё было, вроде бы, ладно да складно. Всё, да не всё.
Засела на сердце воеводином грусть-тоска великая, скорбь неутолимая. Был у боярина Берёзова сын единственный, кровиночка, наследничок всем его делам и начинаниям. Любил он его шибко, души в нём не чаял. Ещё как был тот мальцом совсем, везде с собою таскал сынка по всем поприщам на плече своём богатырском, а как подрос, на коня посадил, да ратному делу самолично обучил. И молодчик-то вырос статный – сажень в плечах, голова в кудрях, росту аж три сажени с лишком, весь в отца пошёл, и умом, и телом, и сердцем великим. Чего, кажись, отцу не радоваться, о чём кручиниться?