поднырнул под ленту ограждения. Свидетели остались стоять на обочине.
– Вот хрен они его поймают. Кстати, сейчас полнолуние. На маньяков луна действует очень сильно.
– А ты откуда знаешь?
– Книжки читаю.
Соловьев оглянулся. Свидетели стояли, обнявшись, и смотрели, как выплывает из-за тучи бледный, идеально круглый лунный диск.
– Здесь все кусты и ветки поломаны, – тихо заметил эксперт, – как будто ураган прошел.
Фонарный луч медленно полз по кругу.
– В такой темноте бесполезно, – сказал старший лейтенант Антон Горбунов, – надо ждать рассвета.
Соловьев ничего не ответил. Луч уперся в тонкий ствол молодой березы. Дерево покосилось, как будто его правда трепал ураган, пытаясь вырвать из земли с корнем. Соловьев вернулся к телу.
Сладкий запах ударил в ноздри. Действительно, похоже на карамель или жвачку. Надо было вылить всю бутылку, чтобы так пахло. Пустая пластиковая бутылка валялась тут же. На этикетке улыбался младенец, завернутый в розовое полотенце. «Беби дрим». Масло после купания. Пятьсот миллилитров. Такие продаются во всех аптеках. Соловьев заметил, что крышка на месте, завинчена, и подумал, что отпечатки скорее всего стерты. Убийца аккуратист.
Луч скользнул по руке с ярко накрашенными короткими ногтями.
– Училась, – пробормотал Соловьев, – наверное, хорошо училась.
– Почему вы так думаете? – удивился эксперт.
– Характерное утолщение на верхней фаланге среднего пальца. Такая мозоль бывает у тех, кто много пишет от руки.
«Вот тебе и первое различие, – подумал Соловьев, – у тех троих подростков пальчики были ровные, без всяких утолщений. Им не приходилось писать от руки. Они нигде не учились, иначе их бы обязательно кто-нибудь опознал».
– Стоп, а это что тут у нас? – Соловьев осторожно отогнул пучок сухой прошлогодней травы.
«А вот и второе различие. Впрочем, это может оказаться случайностью. Не стоит пока делать никаких выводов».
– О боже, – выдохнул эксперт и подцепил пинцетом голубую прозрачную соску-пустышку.
На секунду все замолчали. Стало тихо, и от тишины как-то особенно холодно. Руки в резиновых перчатках заледенели. Соловьеву показалось, что где-то далеко щебечет одинокая птица. Не могло быть никаких птиц, кроме ворон, сейчас в этом лесу, в начале апреля, в заморозки. Однако щебет не умолкал. Дмитрий Владимирович медленно пошел на звук, прощупывая фонарным лучом каждый сантиметр.
Звонил мобильный телефон. Он валялся под деревом, симпатичный, ярко-розовый, с брелком – золотой туфелькой.
«Третье различие. Но все-таки почерк поразительно похож. Неужели опять он?»
Соловьев осторожно поднял телефон, нажал кнопку.
– Алло! Женя! Где ты? Алло! Что молчишь? Женя, доченька…
Хриплый женский голос шарахнул Соловьеву в ухо из маленькой трубки, как пулеметная