все не знали, что они его девушки. Не исключено, что если какая-нибудь девушка проехала бы с ним три станции в метро, а потом вышла, то Кирюша утверждал бы, что его бросили. Если же из вагона первым выскочил бы Кирюша, он бы счел, что стал инициатором разрыва.
Ворота лязгнули. Кирилл поспешно спрятал мобильник.
– Герр комендант пришел! – шепнул он.
По проходу крабьей походкой пробирался Кузепыч. Послышался близкий вопль. В соседнем деннике влюбленный толстячок Рузя выкручивал Насте руку, пытаясь у нее что-то отнять. Наста кусалась.
Кузепыч остановился. Запыхтел:
– Отставить! Что за игры? Вы что, взбесились?
– Запретите ей! Она сухарь под лошадь уронила, подняла и ест! – Рузя жалостливо разглядывал прокушенный палец.
– Сунулся? – щелкая зубами, хищно спросила Наста.
– Ну и пусть ест! Что ты ребенку мозги компостируешь, елки страшные? Я всю жизнь с пола ел и только здоровее становился, – хмыкнул Кузепыч, поворачивая голову к Кирюше. – Эй, новый набор! У вас практика в городе! Всем быть у автобуса через пятнадцать минут!
– Так точно, коменданте Кузепыч! – отрапортовал Кирюша.
Кузепыч вопросительно моргнул. Кирюша таращился на него нахальными глазами вежливого хама. Попробуй придерись.
– Ул! – окликнул Кузепыч.
Из денника Эриха высунулась голова Ула. Утром одноглазый пег сослепу залетел в заросли и всадил в себя столько колючек, что поджимал уши и бил задом, не давая их вытаскивать. Новички и средние шныры не рисковали к нему соваться, и за дело пришлось взяться Улу.
– Ул! Тебе доброволец нужен? Блещет разговорчивостью! – Кузепыч кивнул на Кирюшу.
– Нам общительные нужны! – одобрил Ул. – Видишь кучу обледеневших опилок?
– Нет, – поспешно соврал Кирюша.
– Ну ты прямо Белдо: в будущее заглядываешь. Тогда будь хорошим шныром: наколдуй, чтобы и другие тоже не видели!
Кирюша издал тоскливый стон саможаления и, взяв совковую лопату, отправился колдовать. В который раз его изнеженное, приученное к дивану и компьютерному стулу тельце отдувалось за болтливый язык.
Когда Кирюша отколдовался, две пятерки шныров пошли по главной аллее к выездным воротам.
Вокруг все звенело. Вечером прошел снег с дождем, ночью ударил мороз, и теперь каждая маленькая веточка оказалась закована в ледяной панцирь. То и дело внутри стволов что-то постреливало: стрелял один ствол, и тотчас с другой стороны откликался другой. Каждое слово эхом разлеталось по ледяному тоннелю.
Рина нагнула ветку и подо льдом разглядела набухшую уже сейчас, с зимы, заботливо приготовившуюся к весне почку. Она стала осторожно обгрызать лед, освобождая и отогревая почку, стараясь не ранить ее. Сашка увидел, что она делает, нагнул к себе соседнюю, с хрустом сломал, сунул в рот и плюнул.
– Как ты можешь это есть? Кисло! Древесина какая-то!
– Нечуткое ты существо! – вздохнула Рина.
– Ага, есть немного, – признал Сашка.
Остальные