ки департамента церемоний (сикибу)
Митинага – регент
Акико – дочь Митинаги, вторая жена императора, госпожа из Южных покоев
Сейси – Яшмовая госпожа[1], мать императора
Садако – жена императора, госпожа из Северных покоев
Итидзё – император
Киёхара Нагико (Сей Сёнагон) – фрейлина
Татибана Норимицу, Фудзивара Мунзё – мужья Нагико
Масамунэ Ояко (Идзуми Сикибу) – фрейлина, двоюродная сестра Мурасаки
Татибана Митисада – наместник провинции Идзуми, первый муж Ояко
Найси – мать Ояко
Акадзомэ Эмон – фрейлина императрицы Сейси, родственница Ояко
Фуджико – фрейлина
Хитороми – юдзё (куртизанка)
Глава 1
Цубоми – бутон
986 год, поместье Фудзивара в окрестностях Хэйан (Киото)
Фудзивара Тамэтоки неспешно прогуливался по своему саду. Пышная крона деревьев отбрасывала густую живительную тень на извилистую дорожку, выложенную жёлтым камнем, добытым в пяти ри[2] от столицы.
Будучи хозяином крупного поместья, Тамэтоки считался в императорской столице влиятельным аристократом. Недавно овдовев, а на тот момент ему исполнилось всего тридцать лет, Тамэтоки к тому же стяжал славу завидного жениха. С тех пор в его поместье зачастили отцы благородных семейств, намереваясь выгодно устроить судьбу своих юных дочерей. Их вовсе не смущал тот факт, что у вдовца имелись дети: дочь Мурасаки[3], двенадцати лет, и сын – Нобунори – тринадцати, к которым он особенно благоволил.
Мимо отца промчалась Мурасаки – полы её шелкового тончайшего кимоно небесно-голубого цвета, развивались, словно крылья бабочки. Тамэтоки улыбнулся: он любил своих детей, особенно дочь, ведь девочка так напоминала ему безвременно ушедшую жену.
– Госпожа Мурасаки! – послышался строгий голос учителя.
Тамэтоки невольно оглянулся. По дорожке спешно двигался учитель Ною, обучавший господских детей каллиграфии, чтению, рисунку и истории.
Хозяин несказанно уважал этого пожилого человека, поэтому-то и доверил образование своих детей. Сам же Тамэтоки, хоть и служил долгое время в имперском департаменте наук, однако не решился самолично заниматься детьми – не хватало должного терпения. После смерти жены он всё больше замыкался в себе, тосковал по супруге и в тайне ото всех писал стихи.
Опали листья алые у клёна,
И с веткой яшмовой передо мной гонец,
Взглянул я на него —
И снова вспомнил
Те дни, когда я был ещё с тобой!..[4]
Достопочтенный Ною, обласканный хозяином, когда-то пользовался популярностью в столичном Хэйане. В его просторный дом, расположенный на Четвёртой линии – считалось, что человек, поселившийся здесь, сумел чего-то добиться в жизни – стекалось множество юношей из зажиточных семейств. Все они жаждали знаний, и Ною давал их за умеренную плату. В особенности он снискал славу искусного каллиграфа. Многие чиновники высших рангов нанимали Ною, дабы их дочери постигали, пусть не каллиграфию, которой должен владеть знатный мужчина, желающий слыть образованным человеком и слагать стихи, – но женскую скоропись, основанную на упрощённых иероглифах.
Тамэтоки, как учёный муж, посвятивший служению императорскому дому и науке, почти всю жизнь, не мог согласиться с царившим общественным мнением, что девочкам доступна лишь скоропись. Поэтому решил обучать Мурасаки, наравне со старшим сыном Нобунори.
Ною, тяжело дыша, поравнялся с хозяином.
– Простите меня, господин… – бегло произнёс он и устремился вслед за упорхнувшей «бабочкой».
Тамэтоки улыбнулся. И подумал: опять Мурасаки справилась с заданием лучше и раньше брата, вот и упорхнула. Он решил, что непременно выскажется дочери по этому поводу. Но, как это было уже не раз, сердце отца таяло при виде дочери, и он лишь с укоризной в голосе произносил:
– Старайся быть прилежной, Мурасаки…
На что та дерзко отвечала:
– Я выполняю все упражнения, что задаёт мне Ною-сан. Однако, они слишком просты и коротки. Мне скучно смотреть, как Нобунори корпит над свитком, высунув язык, выводя кисточкой иероглифы. Не все ему удаются…
Тамэтоки в такие минуты диву давался: дочь была остра на язык, имела на всё своё мнение и не боялась его высказывать. О, да! Отец семейства знал, что подобное поведение отнюдь не подходит для дочери сановника, пусть и пребывавшего ныне в отставке.
– Пусть девочка резвится… – рассуждал он. – Ведь в четырнадцать лет ей предстоит выйти замуж, а при моём нынешнем положении, Мурасаки не суждено стать старшей женой, в лучшем случае визитной.
Тамэтоки от подобных мыслей охватывала печаль. Он снова вспоминал