к небу, древние изваяния странных богов. Нежить – это и упыри-кровососы, и призраки, и духи, отродье Лишённых Тел, и ведьмы, в своё время убитые поселянами, но неправильно или не до конца (ведьмы, как всем известно, живучее крыс), лесные страхи-оборотни, из коих людям больше всего известны волколаки… Когда-то все эти твари владели Северным Хьёрвардом. Строили тут свои твердыни и чёрные колдуны, коим частенько удавалось заклясть немало Нежити и тем самым поставить её себе на службу.
Как только Орда с приходом весны уползает на полуночь, в свои тайные укрывища, что неведомы даже чародеям, ей на смену приходят злобные силы Нежити, да и Нелюдь не отстаёт. В последнее время, сообразив, что лучшей защиты, чем Орда, не придумаешь, потянулись в северные леса бежавшие было из них служащие Злу чародеи. Их Орда почему-то не трогала. Так что и летом затишье бывает весьма кратким. Не успеешь тушу рогача зарыть – из оврага гоблин лезет, с ветки гурр из лука целится, а над амбаром призрак-кровопийца вечерами виться начинает.
И всё же дважды в год выпадает примерно по месяцу, когда людям действительно живётся поспокойней. Это ростепель весной и златолист осенью. Весной, в ростепель, Орда уже начинает откочёвывать на север, а Нежить с Нелюдью ещё не продрали как следует глаза после зимней спячки (кстати, попадись Орде тот же орк или хед – разорвут в клочья); в златолист же наоборот – Орда ещё не явилась в полной силе, а летние людские супротивники уже о зимовке думать начинают. В златолист играются свадьбы, хуторяне ездят друг к другу в гости – не поодиночке, конечно, а так, по трое-четверо. Весной же человек опытный и бывалый может забрести глубоко в лес, даже будучи один.
Подточенный талыми водами, снег рухнул в один день. Осев лишь на самую малость, ещё вчера повсюду горделиво высились голубоватые сугробы, а теперь, куда ни глянь, шкуру привольно разлёгшегося Зимнего Зверя испятнали чёрные прогалины, да и сама шкура истончилась едва ли не наполовину. Полуденные склоны взлобков, обращённые на юг речные берега и вовсе очистились, жадно впитав в себя прозрачную кровь снегов. Открылась земля, вся в буром плаще полусгнивших прошлогодних листьев. Лес ещё не пробудился, не лопнула ни одна почка, не распустился ни один цветок, но ласковое солнце властно растолкало жирные тучи-лежебоки и пригревало вовсю, а в глубине дремлющих стволов уже начинали всегдашний свой бег весенние соки.
Поросший невысоким молодым сосняком холм, казалось, жмурился от удовольствия, точно сытый кот. Его склоны спускались к неширокой, только-только вскрывшейся речке (хуторские называли её Рыбиной). Обегая взлобок, русло плавно изгибалось; вокруг забежавших по колено в поток молодых сосенок плескались мутные волны половодья.
Чуть выше по склону, над рекой, на старой побелевшей коряге сидел немолодой уже человек в грубой серо-зелёной куртке плотного сукна. Прикрывая глаза ладонью, он смотрел вниз, на вспухшую от талых вод Рыбину, в правой руке сидевший держал кривую, видавшую виды можжевеловую трубочку. Вокруг