не спать. И ты сможешь, когда потребуется. А про «свежую голову» занятно было бы рассказать моим нынешним клиентам, – он захихикал. – Дело в том, что означенный орган у них попросту отсутствует.
– Послушайте, – забеспокоился Кратов. – Вы сейчас уйдете и снова исчезнете. А я хотел бы о многом поговорить с вами.
– Мальчик, – нежно сказал гигант. – Говорить с тобой – одно удовольствие. Потому что ты не перебиваешь, а только поддакиваешь и задаешь не так чтобы уж очень глупые вопросы. Ты гениально слушаешь собеседника, и я с ностальгией буду вспоминать о тебе среди бесцеремонных посредников. Которые постоянно норовят тебя перебить и требуют разъяснения каждому твоему слову, да еще с привлечением синонимов… Я буду стремиться к тебе! Ну, за тот бесконечный промежуток времени, что ты проведешь на Сфазисе, мы наверняка увидимся еще не раз. А теперь я удаляюсь, ибо ночью, как любит подчеркивать милая девочка Руточка, спят мышата и ежата, не спит только старый черт Фред Гунганг. Что же до тебя, то ты еще крайне юн, чтобы обижать ее непослушанием… Кстати, я эту белую девочку не увижу, и потому доверяю тебе поцеловать ее от моего имени в ясный, не омраченный заботами лобик.
С этими словами он ринулся в темную гостиную. Оттуда сразу же донесся грохот роняемого контейнера, хриплые апелляции к дьяволу и звук торопливых тяжелых шагов. Жалобно скрипнуло крыльцо, зашуршала дверь. И все стихло.
Поутру Кратов обнаружил в кабинете обещанный лингвар. Некоторое время он молча стоял возле прибора, затаив дыхание, и упивался сладостью минуты. Никогда еще в его распоряжении не было такого мощного инструмента. Трудно было вообразить, какие горы он не мог бы теперь своротить. Верно, так же чувствовал себя пещерный человек, окунув корявые свои пальцы в лужицу охры… Наконец Кратов отважился погладить «Мегагениус» по матовому боку. Примостившийся у письменного стола когитр взирал на происходящее с философским равнодушием, лениво помигивая глазенками-видеорецепторами.
– Спасибо, – сказал Кратов, обращаясь к незримому Буратино.
– Это вы мне? – осведомился когитр и на всякий случай ответил: – Пожалуйста.
На радостях Кратов искупался в пруду – вода показалась ему жутко холодной, – а затем вдоволь надурился на берегу с Полканом, донельзя ему за то благодарным. Придя на лужайку, он застал там Руточку и второго секретаря, ожесточенно рубившихся в бадминтон. Рошар, обнаженный по пояс, бил точно и, как показалось Кратову, безжалостно. Его движения были расчетливы и до автоматизма выверены. На голом черепе проступали мелкие росинки пота. Что же касалось Руточки, то от нее валил пар.
– Достаточно, сударыня, вы побеждены, – с церемонным поклоном объявил Рошар. – Благоволите признать этот очевидный факт.
Закусив губку, Руточка швырнула ракетку в траву и ушла за деревья. Кратову это не слишком понравилось. Он было двинулся следом, лихорадочно вспоминая, какими словами полагается утешать хорошеньких