и видел, как по коридору ходит Карташов, забрасывая в камеры синие, с тремя черными полосами в ногах, одеяла. «Ишь ты, армейские»… – удивился Зощенко. Из одной камеры кто-то жалостно просил его опустить, мол, жена дома одна с маленьким ребенком. «Ну так и сидел бы с ней дома, помогал!» – прокричал ему в ответ кто-то из «приемного покоя». Потом все утихло.
Глава 3
Собранные у «посетителей» сумки и пакеты Карташов по приказу Котенко отволок в подсобку. Там их начали потрошить – смотрели, где что, выбирали, что глянется. Претензий со стороны хозяев не опасался никто – обычно человеку говорили, что все свое добро он растерял еще по дороге в трезвяк и был задержан патрулем уже с пустыми руками. Был еще вариант: «Какие вещи, окстись, тебе приснилось все с пьяных глаз!». Даже те, кто был почти трезв, понимали, что не докажешь ничего, и отступались.
Котенко тем временем пересчитывал деньги. Сумма выходила приличная, очень приличная. По заведенному обычаю, он себе оставил треть, остальные две трети отдал Давыдову, чтобы тот поделил между другими. (Это были годы, когда в стране ходили миллионы: все были миллионерами, и почти все – нищими). Давыдов, пересчитав отданное, поразился котенковскому аппетиту. По его прикидкам, только из бесчисленных урагановских карманов денег было добыто столько, что всей команде трезвяка их хватило бы до Старого Нового года. Давыдов уже думал, что с этих денег купит себе хорошую кожаную куртку, а тут выходило, что если даже он не отдаст никому ничего, и то хватит лишь на рукава от этой куртки. «Вот сука скупая!» – подумал Давыдов о Котенко, прикидывая, как поделить остатки добычи, чтобы не обидеть себя.
Он вошел в подсобку, где конфискованными продуктами и выпивкой уже был накрыт стол.
– А вот и денежки наши пришли! – вскричала, увидев его, Уткина, уже давно сгоравшая от нетерпения.
Давыдов роздал деньги ей, Карташову и Маркову. Уткина, пересчитав, поморщилась, Карташов нахмурился, один Марков и взял деньги как-то нехотя, и сунул в карман, не считая.
– Не кривись, Димка, сейчас выпьем, и еще съездим, «порыбачим!» – сказал Давыдов Карташову. – Наливай!
Карташов взял большую бутылку импортной водки и разлил по стаканам.
– А вы чего, Николай Степанович? – спросил Давыдов Маркова, видя, что тот налил себе какого-то соку.
– Так я ж за рулем.
– Да бросьте! – засмеялся Давыдов. – Вас-то кто задержит? Давайте, полкапли…
– Неее… – сказал Марков. – Я лучше пойду машину погрею. Приятного аппетита.
Он вышел. Давыдов посмотрел ему вслед, пожал плечами и сказал:
– Ну хозяин – барин! А мы – выпьем! Ну, за то, чтобы у нас все было, и нам за это ничего не было!
– Ура! – закричала Уткина, выпила водку одним глотком и полезла целоваться к уворачивающемуся Давыдову. Уворачивался Давыдов и из брезгливости, а еще и потому, что в этот вечер обещала приехать к нему восемнадцатилетняя Алла с филфака местного пединститута. Девушка была из таких, которые Давыдова прежде отшивали. И даже не словом – а так, взглядом. Они были из другого