от того, кто победит – Колчак или Ленин. <...>
У Деникина началось контрнаступление большевиков. Уже взяли обратно Балашев (значит, восстановили железнодорожную связь с Саратовом) и ведутся бои за Харьков и Екатеринослав. Ужели повторится история нашего наступления?.. Ну а у нас, разумеется, отвратительно, – судьба Екатеринбурга, вероятно, уже предрешена. В тылу – гнусная грызня генералов, обывательская паника, рост общественного недовольства – верный спутник неудач. Беда. На Западе – шатко. <...>
Снова дни решающие, роковые. Бой за Омск, за победу, за бытие Колчака, за перелом... Решается, кстати, и наша судьба – закинутых сюда порывом урагана людей. Что будет зимой – бегство, бедствия, гибель или успокоение и радость победы, в худшем случае зима в Омске со всеми удобствами теперешней жизни. Господи, пошли скорее мир России – по крайней мере, конец этой смертной междоусобной войне. <...>
Продолжаются бои, перелома еще нет, напряженно. Большевики, как говорят, дерутся отлично, наши – тоже. Большие сравнительно потери с обеих сторон. Мы взяли порядочно пленных. Офицеров и комиссаров расстреливают, вешают – c’est l’usage и ничего не поделаешь... С деникинского фронта, кажется лучше...
Внутри – усиливающееся злое чувство к союзникам за их политику расчленения России, за их равнодушие, за их невмешательство. В сущности, они, быть может, по-своему и правы – за чужой щекой зуб не болит, но, с другой стороны, когда болит зуб, нервы, как известно, сугубо расстроены. И естественно, ищешь врага... Наши неуспехи сильно затормозили дело. Опять же изумительная ловкость большевиков. <...>
Радио большевиков становится исступленно, взвинченно в своей кровожадности, истерично – нечто подобное было с советскими вождями осенью, вернее, поздним летом прошлого года, когда чехи взяли Симбирск, Казань и, казалось, угрожали Нижнему... Террор опять оживился до нелепости. В Москве расстреляли 67 человек... Призывают громы на ученых, литераторов – словом, интеллигенцию. «Бей, губи их, злодеев проклятых». <...> Захлебывающаяся злоба, хрипящая... В ответ брошены бомбы на собрании коммунистов, есть убитые, раненые – все второй и третий сорт. Деникин – на полдороге от Курска к Орлу, в опасности Воронеж, Мамонтов где-то в Тульской губернии, неуловимый, неуязвимый, словно Девет в бурскую войну – да, революция в опасности. У нас – тоже мало для них утешительного. Что будет? Опять спасутся? Ушли бы в Туркестан, к Индии... Стали бы восточным форпостом Великой России. Хорошо бы. <...>
Повсюду побеждают, разбит Юденич, отходит Деникин. Разбита контрреволюция...
Все длится восстание, углубляется, кровь, кровь... Пришла пора – ничего не поделаешь. Большевизм побеждает, победит – я, по крайней мере, в этом почти не сомневаюсь. Он объединит Россию – честь ему и слава! Боже, как глубоко все ошибались, ничего не поняли.
Тяжело на душе. Окончательно рушится привычная идеология, отвергнутая, разбитая жизнью. Уже давно сомнение закрадывалось в душу, но теперь уже ясно: большевизм побеждает, и вооруженная борьба против