обряда доказана опытом: ведь с его помощью спаслись старые русские чудотворцы! В противовес им один из учеников Нила Сорского, Вассиан, убежденно выражался, что старые, неисправленные книги «от дьявола писаны, а не от Святого Духа». «До Максима, – говорил он, – мы по тем книгам только Бога хулили, а не славили; а ныне мы Бога познали Максимом».
Конечно, противники ученого грека, приписывая ему самому этот утрированный взгляд, высказывавшийся его последователями, приходили в негодование, говоря: «Великую ты досаду, человече, прилагаешь своими исправлениями возсиявшим в нашей земле преподобнейшим чудотворцам.
Они ведь этими священными книгами благоугодили Богу, жили по ним и по смерти прославились чудесами». Тщетно Максим доказывал, что можно «поклоняться» русским чудотворцам и в то же время не считать их учеными языковедами; что для того, чтобы судить о его исправлениях, надо знать «книжный разум греческого учения»; что «еллинский язык – зело есть хитрейший» и вполне усвоить его можно, только «просидев много лет у нарочитых учителей»; что даже и природный грек, не пройдя всей школы, не может знать этого языка в совершенстве. Все эти доводы, разумеется, не могли иметь никакой силы в глазах людей, которым всякая недоступная им премудрость казалась волшебством и дьявольским наваждением. Митрополит Даниил прямо обвинял Максима в том, что он «волшебными хитростями еллинскими писал водками на дланех своих и, распростирая длани свои против великого князя», старался околдовать его. «Ты хвалишься еллинскими и жидовскими мудрованиями, – отвечали обвинители Максиму Греку на его разъяснения, – волшебными хитростями и чернокнижными волхвованиями; а все это противно христианскому житию и закону, и не подобает христианину вдаваться в подобное мудрование».
Так велика была разница между мировоззрениями воспитанника образованной Европы и представителями полуязыческой России. Сведенные волей случая, они не находили общий язык и не имели возможности понять друг друга. Чувствуя себя чуждым русскому обществу, Максим Грек наконец запросился назад домой, на Святую гору8. Но его силой задержали в Москве. «Боимся мы – так объясняли ему причины этой задержки. – Пришел ты к нам, а человек ты разумный; и ты здесь увидел наше и хорошее, и дурное, а туда придешь – все расскажешь». И несмотря на все заявления Максима, что он русским властям не подведомствен, а подчинен только греческим, не удалось ему вернуться на родину. Два раза его подвергали суду по обвинениям большею частью столь же нелепым, как вышеприведенные. Дважды осужденный – во второй раз после отчаянной попытки убедить своих судей более доступными их пониманию приемами – он был отдан, подобно Вассиану, в руки своих врагов в Волоколамский монастырь, откуда переведен затем в Тверской Отроч монастырь на заточение. Он прожил еще достаточно времени, чтобы видеть торжество своих противников на Стоглавом соборе. Однако же этой победе не суждено было стать окончательной.
Переставьте историю