Поросенок, а ты что хочешь сказать? – спросил диктатор сдержанно, совершенно пропустив мимо ушей замечание о юридической неточности его закона. – Не торопись, не торопись! У меня сегодня больше никаких дел нет.
Метелл Пий покраснел:
– Как говорит Гай Котта, здесь можно применить закон о статусе гражданства для ребенка осужденного. Когда один родитель не гражданин Рима, ребенок не может быть гражданином Рима. Следовательно, жена Цезаря – не гражданка Рима и поэтому по закону о религии не может быть фламиникой.
– Блестяще, блестяще! Ты все сказал без единой ошибки, Поросенок! – Сулла постучал пятками по стене. – Значит, во всем виноват я, да? Я издал закон, который требует дополнительных разъяснений. Так?
Котта глубоко вдохнул.
– Да, – смело подтвердил он.
– Все это правильно, Луций Корнелий, – вмешался Ватия, решив, что пора внести и свою лепту. – Но мы очень хорошо знаем, что наше толкование закона может оказаться неправильным. Мы со всем почтением просим объяснить нам.
– Ну что же, – сказал Сулла, съезжая со стены, – мне кажется, самый лучший выход из этой ситуации – чтобы Цезарь нашел новую фламинику. Хотя он может быть женат браком confarreatio, с точки зрения и гражданского, и религиозного законов развод в данном случае возможен. Мое мнение таково: Цезарь должен развестись с дочерью Цинны, которая неприемлема для Великого Бога в качестве фламиники.
– Конечно, аннулирование брака, – сказал Котта.
– Развод, – твердо повторил Сулла. – Хотя все без исключения клянутся, что брачных отношений не было, мы можем попросить весталок проверить девственную плеву девушки, ведь мы имеем дело с Юпитером Наилучшим Величайшим. Ты указал мне, что мои законы допускают различное толкование. Фактически ты осмелился истолковать их сам, не придя ко мне проконсультироваться, прежде чем выносить решение. В этом твоя ошибка. Ты должен был посоветоваться со мной. Но поскольку ты этого не сделал, теперь ты должен смириться с последствиями. Развод diffarreatio.
Котта поморщился:
– Diffarreatio – это же ужасная процедура.
– Меня до слез трогает твоя боль, Котта.
– Я должен передать это мальчику, – с окаменевшим лицом сказал Котта.
Сулла протянул ему руку.
– Нет! – резко возразил он. – Ничего не говори мальчику, вообще ничего! Только скажи ему, чтобы он пришел ко мне домой завтра до обеда. Я предпочитаю сообщить ему сам. Ясно?
– Итак, – сказал Котта Цезарю и Аврелии вскоре после этого, – ты должен увидеться с Суллой, племянник.
Цезарь и его мать были встревожены. Они молча проводили гостя до дверей. После ухода брата Аврелия прошла с сыном в кабинет.
– Сядь, мама, – ласково попросил он.
Аврелия присела на краешек стула.
– Мне это не нравится, – сказала она. – Почему он хочет, чтобы ты пришел к нему?
– Ты слышала дядю Гая. Он начинает реформировать религию и хочет увидеть меня в качестве фламина Юпитера.
– Я не верю