ветер, и ни одно каноэ за ним не последовало. В своем полинезийском эдеме Аутуа питался диким сельдереем, водяным крессом, яйцами, ягодами, иногда – молодыми кабанчиками (огонь он решался разжигать только под прикрытием тумана или в каком-нибудь темном убежище) и постоянно – знанием того, что Купака, по крайней мере, получил достойное наказание. Не было ли невыносимым такое одиночество? («Ночами предки приходили. Днями я рассказывал птицам сказки Мауи, а птицы рассказывали мне сказки моря».)
Беглец прожил так немало лет, пока в сентябре прошлого года зимний шторм не сокрушил китобойное судно «Элиза» из Нантакета о рифы острова Питт. Вся команда утонула, но наш мистер Уокер, ревностный в погоне за даровыми гинеями, пересек пролив, ища, чем там можно поживиться. Обнаружив на острове признаки обитания и увидев старое каноэ Купаки (каждое каноэ украшается уникальной резьбой), он понял, что нашел нечто ценное для своих соседей-маори. Двумя днями позже большая партия охотников приплыла на островок с Большой земли. Аутуа сидел на берегу и наблюдал за их прибытием. Его удивило лишь то, что он увидел своего старого недруга, Купаку, – тот поседел, но был очень даже жив и распевал воинственные песни.
Мой самозваный товарищ по каюте завершил свой рассказ. «Прожорливый пес этого м-ка украл с кухни мойку. Издох он, не маори. Да, Купака стегал меня плетью, но он стар и далек от дома, а его мана стала пустой и истощенной. Маори расцветают в войнах, мести и вражде, но мир их убивает. Многие возвращаются в Зеландию. Купака не может, у него там больше нет земли. Потом, на прошлой неделе, мисса Юинг, я увидел вас, и я знаю, вы спасет я, я знаю это».
Четыре удара склянок возвестили утреннюю вахту, и за моим иллюминатором забрезжил дождливый рассвет. Я немного поспал, но мои молитвы, чтобы с рассветом мориори растворился в воздухе, услышаны не были. Я настоятельно попросил его сделать вид, будто он лишь только что обнаружил себя, и ни словом не обмолвиться о нашем ночном разговоре. Он жестом выразил понимание, но я опасался худшего: индейская смекалка не могла тягаться с въедливостью какого-нибудь Бурхаава.
Я поднялся по трапу («Пророчица» взбрыкивала, словно молодой мустанг) к офицерской кают-компании, постучал и вошел. Мистер Роудрик и мистер Бурхаав внимали капитану Молинё. Прочистив горло, я пожелал всем доброго утра, на что наш дружелюбный капитан ответствовал проклятием: «Оно будет совсем добрым, если вы съе-тесь отсюда, да побыстрее!»
Я невозмутимо спросил, когда у капитана найдется время выслушать известие об индейце-безбилетнике, только что появившемся из бухт канатов, загромождающих «мою так называемую каюту». Во время последовавшего молчания бледное, по-жабьи ороговевшее лицо капитана Молинё приобрело цвет жареной говядины. Прежде чем он разразился проклятиями, я добавил, что безбилетник, по его утверждению, опытный моряк, и он умоляет позволить ему отработать свой проезд.
Мистер Бурхаав опередил своего капитана с предвиденными