протянул заведующий и, встряхнувшись, завел речь о текущих делах.
Меж тем исполнительный агент – точнее, помощник агента – отпустил художника, сложил бумаги, тщательно спрятал их во внутренний карман пиджака и, ни с кем не прощаясь, покинул трудовой дворец. Опалин привык доверять своему инстинкту, и тот подсказал ему, что для одного дня он получил более чем достаточно впечатлений и теперь необходимо как следует все осмыслить в тишине. Однако далеко от бывшего воспитательного дома он не ушел.
Едва он прошел пару десятков шагов по Солянке, рядом с ним взвизгнули шины. Распахнулась дверца затормозившего автомобиля.
– Садись, – командным тоном бросил сидевший внутри человек. – Есть разговор.
Опалин поглядел на лицо говорившего, тронул в кармане рукоять «браунинга», который всегда носил с собой, и забрался в машину. Ему и самому было интересно, о чем пойдет речь.
Глава 4
Контуры жертвы
– Ты, Жора, не гони, незачем, – сказал человек шоферу, который вел машину. – Покатай нас… по Садовому, что ли. А потом я тебя в Большой Гнездниковский отвезу, – добавил он, обращаясь к Опалину.
– Я не знал, что у вас машина есть, – заметил Иван, чтобы сказать хоть что-то.
– Не моя она. Казенная. На ней друг ездит, он в Реввоенсовете сейчас. Иногда посылает за мной – по делам, ну и так. – Говоря, заведующий рубрикой «За оборону СССР» Лапин буравил взглядом лицо собеседника. Опалин не любил, когда его изучали таким образом, и постарался принять максимально нейтральный вид. – А ты меня обидел.
– Я? – удивился Иван.
– Угу. Пять вопросов задал и – гуляйте, товарищ. Кто так делает? Допросы с умом вести надо. Незаметно к главному подводить, а ты все напрямки ломишься. Когда видели, да как выглядел, да были ли у него враги, – в сердцах передразнил бывший военный. – Конечно, были. Вот хотя бы Басаргин.
– Да? – как-то неопределенно молвил Опалин. Он уже знал, что писатель не ладил с Колосковым, но ему было интересно узнать версию Лапина.
– Ты в курсе, что Алексей Константинович его выгнать хотел?
– А Басаргин что, не член профсоюза?
– Член, конечно.
– Тогда его просто так уволить нельзя.
– Наивный ты, Ваня, – сказал Лапин не то с сожалением, не то с подобием зависти к молодости собеседника, которая позволяла тому высказываться столь категорично. – Захотели бы – уволили.
– А Колосков всерьез захотел?
– Так я о чем? Насилу его Поликарп переубедил – мол, сейчас не стоит этим заниматься, давайте вы сходите в отпуск, и потом мы вернемся к этому вопросу. Только Колосков после отпуска не передумал бы. Он злопамятный был.
– А чего он на Басаргина взъелся?
– Насмешник он. Никого не уважает. И белый.
– В каком смысле? – осторожно спросил Опалин.
– В прямом. Враг он нам, понимаешь? Его от действительности нашей корежит, а вот повспоминать, что было перед войной… Присяжные поверенные всякие, протоиереи…