и сгорела в пламени войны.
«Видишь, Гил, ты ошибался».
Он попрощался со школьным учителем, дурашливо подмигнул в сторону спальни и ушел так быстро, как позволяли приличия.
Сел в карету, молча забился в угол. Нетерпеливый возница ударом хлыста заставил лошадей двинуться с места. Они поехали по тихим улочкам, мимо городских границ и низких деревянных сторожевых башен, по широкой дороге вдоль предгорий, минуя горы и Виселичный Пролом, на запад, к лесам, Наомской равнине и морю за ней. Туда, где Трелейн ждал в мерцающем великолепии на берегу. Теперь, когда образ поселился в его разуме, даже отсюда он чувствовал сосущую тоску.
Рингил уставился на переменчивый пейзаж за окном.
– Ну, как у него дела? – наконец спросила Ишиль. – У твоего друга-учителя?
– Страдает от похмелья и остался без гроша после кутежа с проститутками. А почему ты спрашиваешь?
Ишиль вздохнула с изысканным презрением и демонстративно отвернулась, устремив взгляд в другую сторону кареты, которая подпрыгивала и тряслась на ухабах. Компаньонки хихикали, переглядывались и болтали о нарядах.
Новое знание сидело рядом с Рингилом, словно труп, который никто не видит.
Он возвращался к себе такому, каким был раньше, и хуже всего то, что у него не получалось об этом сожалеть.
На самом деле, теперь, когда все завертелось, он изнывал от нетерпения.
Глава 4
«Приведите ко мне Арчет».
Император отдал приказ, и от него, словно от брошенного в воду камня, во все стороны разошлись круги. Придворные, стараясь завоевать благосклонность повелителя, наперегонки принялись командовать прислужниками, которые, в свою очередь, разбежались по дворцовым лабиринтам в поисках госпожи кир-Арчет. От них волна суетливых поисков перешла к простым слугам, потом – к рабам, так что вся дворцовая пирамида власти отвлеклась от ежедневных рутинных занятий, увлекшись розысками. Слухи ядовитыми змеями извивались вокруг простого императорского поручения: тон его голоса определили, как нечто среднее между раздражением и гневом, а такую интонацию все при дворе, включая весьма пожилых надзирателей, за последние годы привыкли воспринимать с обостренной тревогой. Лучше всем причастным сделать так, чтобы Арчет явилась побыстрее.
К сожалению, как теперь нередко случалось, госпожу Арчет нигде не могли найти. Шептались, что с самой экспедиции в Шактур она стала угрюмой и молчаливой, а также более непредсказуемой в ситуациях, требовавших перво-наперво обдуманных действий и дипломатичности. У нее появилась склонность бродить по коридорам дворца и городским улицам в неурочный час, а еще исчезать в восточной пустыне в одиночку, на недели, с таким количеством еды и воды, которое, как бормотали сплетники, граничило с самоубийством. Что касается дворцового распорядка дня, она была в равной степени нечувствительна к смертельному риску; пренебрегала обязанностями, а упреки выслушивала с невозмутимостью, граничащей с оскорбительным высокомерием.