я увидел свет (да будет время известно)
В год, когда консулов двух гибель настигла в бою83.
Важно это иль нет, но от дедов досталось мне званье,
Не от Фортуны щедрот всадником сделался я84.
Не был первенцем я в семье: всего на двенадцать
Месяцев раньше меня старший мой брат родился.
В день рождения сиял нам обоим один Светоносец85,
День освещали один жертвенных два пирога86.
Первым в чреде пятидневных торжеств щитоносной Миневры
Этот день окроплен кровью сражений всегда87.
Рано отдали нас в ученье; отцовской заботой
К лучшим в Риме ходить стали наставникам мы.
Брат, для словесных боев и для форума будто рожденный,
Был к красноречью всегда склонен с мальчишеских лет,
Мне же с детства милей была небожителям служба,
Муза к труду своему душу украдкой влекла.
Часто твердил мне отец: «Оставь никчемное дело!
Хоть Меонийца88 возьми – много ль он нажил богатств?»
Не был я глух к отцовским словам: Геликон89 покидая,
Превозмогая себя, прозой старался писать, —
Сами собою слова слагались в мерные строчки,
Что ни пытаюсь сказать – все получается стих.
Год за годом меж тем проходили шагом неслышным,
Следом за братом и я взрослую тогу надел90.
Пурпур с широкой каймой91 тогда окутал нам плечи,
Но оставались верны оба пристрастьям своим.
Умер мой брат, не дожив второго десятилетья,
Я же лишился с тех пор части себя самого.
Должности стал занимать, открытые для молодежи,
Стал одним из троих тюрьмы блюдущих мужей92.
В курию мне оставалось войти – но был не по силам
Мне тот груз; предпочел узкую я полосу.
Не был вынослив я, и душа к труду не лежала,
Честолюбивых забот я сторонился всегда.
Сестры звали меня аонийские93 к мирным досугам,
И самому мне всегда праздность по вкусу была.
Знаться с поэтами стал я в ту пору и чтил их настолько,
Что небожителем мне каждый казался певец. <…>
Лукиан из Самосаты
(ок. 120 – ок. 185)
Сирийский грек Лукиан – фигура пограничная. Он жил в эпоху, когда при всем внешнем блеске римского общества и государства начинался упадок античной культуры, распространялось неверие в языческих эллинских богов и одновременно формировалось новое мировоззрение, которое станет доминирующим в последующий период Средних веков, – христианство. Лукиан достаточно скептически относился и к язычеству, и к христианству, что усиливало внутренний трагизм его положения, из которого он стремился выйти с помощью увлечения филологией и сочинения массы сатир на окружающую жизнь. Лукиана