Истина и душа. Философско-психологическое учение П.Е. Астафьева в связи с его национально-государственными воззрениями
для последней склонность к идеализации даже пагубна. Настоящая дружба покоится на существенном равенстве друзей, а «между равными нет повода и места» для какой-то радикальной идеализации, нарушающей это равенство, отмечает Астафьев. В целом же, несомненным является не только «более страстный и более деятельный характер любви сравнительно с дружбой», но и «несравненно более жизненное значение, ценность первой для полноты и роста душевного мира нашего». Вот почему «мы можем встретить множество людей, никогда не знавших в жизни дружбы», но едва ли может встретиться «человек, как бы груб, низок, жесток и подл он ни был», который «прожил бы всю свою жизнь без любви» [31: 56].
Всё это связано с той абсолютной самоценностью, которую имеет подлинная любовь. Поэтому на вопрос: «за что, за какие, получаемые от них, блага, любим мы тот или другой предмет, то или другое лицо, за какие достоинства их?» – возможен, и с точки зрения житейского опыта, и с точки зрения «нашей психологической теории», лишь один ответ: «ни за что». Любовь рождается «не из чего-либо воспринимаемого нами от предмета (благо, польза, наслаждение), но из нашей деятельности, на нем сосредоточенной». Именно эта деятельность есть сама по себе высшее благо, ибо с нею связаны как наивысший подъем нашего самочувствия, так и предельное углубление сознания нашей собственной ценности, значимости нашего существования в качестве личности. Астафьев поясняет эту мысль – возможно, и без того очевидную – на примере любви родительской и супружеской, любви солдата к своему Отечеству и мыслителя к своей заветной идее. И везде Астафьев подчеркивает, что «не в наслаждениях, не в пользе и жизненных удобствах, доставляемых нам разными предметами и лицами, источник, из которого зарождается любовь к ним. Страдание, жертва, труд, напротив, скорее питают и растят это чувство» [31: 59].
И наконец, Астафьев произносит самые знаменательные слова. Отвергая взгляд на любовь, выраженный Платоном в диалоге «Пир» [36], русский философ пишет: «Сильно любим мы не потому, что у нас чего-нибудь слишком мало и что мы надеемся восполнить этот недостаток через приобретение любимого предмета или через обладание им. Любим мы не от нашей нищеты и скудости, но от полноты и богатства нашей собственной внутренней жизни» [31: 60]. Напротив, «неспособность любить кого-либо или что-либо всегда свидетельствует об исключительной духовной бедности», отмечает Астафьев, добавляя, что напрасно «некоторые писатели <…> пытались представить нам изображение любви у идиотов». «Слабость всегда делает эгоистичным и недоверчивым», а также придирчивым к другим людям, тогда как любви присуща предельная открытость по отношению к любимому человеку во всей его полноте: «любим мы в другом человеке весь его нравственный, физический и умственный образ, со всеми его достоинствами, но и со всеми слабостями и недостатками – любим именно это, а не другое целое». Вот почему существу любви вовсе не противоречит любовь к «недостойным ее людям». Понимание этого русский